7 марта день такой же яркий но с ветром

кофе готовилось быстро. ягоды рябины от мороза становятся слаще. берёзка, колеблющая ветром. 1757 г.: В Петербурге учреждена первая в Российской империи акционерная компания — «Российская в Константинополе». 4 век. 321 г.: По указу римского императора Константина I Великого воскресенье объявлено выходным днём. 7 марта (Труд).

Задание 8. Синтаксические нормы. ЕГЭ 2024 по русскому языку

We don't stop at just providing information. We believe in fostering a sense of community, where like-minded individuals can come together to share their thoughts, ideas, and experiences. We encourage you to engage with our content, leave comments, and connect with fellow readers who share your. Везде стоят запятые перед придаточными частями сложноподчинённого предложения(1,2,3). это самые практичные. 6 Марта. День такой же яркий, как и вчера, только туман спозаранку держался дольше. Павловна с Дуней ездили за пайком. Дерсу сказал, (3)что это не тучи, а туман и что завтра будет солнечный и даже жаркий день.

3 варианта ЕГЭ по русскому языку

Каким был седьмой день весны в российской истории и мира будет познавательно узнать, так как этот день полон важных событий. Так, к примеру, 7 марта 1609 года бояре попытались низложить царя Василия Шуйского, а в 1960 году в этот день был создан первый космический. День в истории России Все самые важные события, случившиеся в этот день в разные времена в России. 2) Многие биологические процессы, в том числе сердечно-сосудистые заболевания, протекают в ритме, который задаётся солнечным ветром. 3) В поэме «Руслане и Людмиле» А. С. Пушкин широко использует фольклорные мотивы.

Все задания ВПР по русскому языку за 8 класс 2023 с ответами

Голосовые поздравления с 8 Марта Поздравления на 8 Марта в прозе Все женщины в этот день ждут не только подарков и цветов, но и красивых поздравлений. Наиболее ценными, конечно же, являются слова, сказанные от души своими словами. Но мы понимаем, как порой, трудно, подобрать нужные и правильные слова, поэтому мы собрали здесь самые красивые и трогательные и запоминающиеся поздравления женщин с 8 Марта в прозе своими словами. Уверенны, что среди этого многообразия красивых строк вы обязательно найдете подходящее поздравление с 8 Марта именно для вашего случая. Волнующие, легкие, головокружительные и обворожительно-нежные! Так пусть же в этот день волнуются только мужские сердца, голова кружится — от страсти, а нежностью светятся дорогие и любящие глаза. С 8 Марта! Пусть весна цветет не только на улице, но и в душе, а красота радует всех окружающих.

Счастья тебе, благополучия и гармонии. Желаю, чтобы все твои дни были солнечными, яркими и запоминающимися, чтобы в твоем доме всегда было уютно и тепло.

Всегда, везде при виде Вас Идет приятно кругом голова! От солнечных брызг засверкали снега, И ветер поет бесшабашно. В марте природа совсем не строга — В честь праздника бабушек наших. Из южных краев по раздолью полей Весна приближается к нам. И стало на свете светлей и теплей — В честь праздника наших мам. Ширь неба ясна, глубока и чиста, И манит лазурный простор.

Большой террор, репрессии отучили питерцев вести дневники. Занятие стало слишком опасным.

Но было ещё одно обстоятельство: появилось сокровенное ощущение духовной пищи; удивительно, но дневник помогал выживать. Умственная работа, духовное осмысление поддерживали. После публикации «Блокадной книги» нам стали приносить дневники; вдруг оказалось, что, несмотря на все ужасы, страдания, люди записывали подробности своей жизни. Вот дневник главного инженера Пятой ГЭС, бесценный именно своими деталями. Нет здорового человека, пригодного для ручной заброски в котёл угля».

Всё равно, думает, где замерзать. И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонёк — будто звезда среди ветвей запуталась. Поднялась девочка и пошла на этот огонёк. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. Уж и тёплым дымком запахло, и слышно стало, как потрескивает в огне хворост. Девочка прибавила шагу и вышла на полянку. Да так и замерла. Светло на полянке, точно от солнца. Посреди полянки большой костёр горит, чуть ли не до самого неба достаёт. А вокруг костра сидят люди — кто поближе к огню, кто подальше. Сидят и тихо беседуют. Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на дровосеков ещё того меньше: вон они какие нарядные — кто в серебре, кто в золоте, кто в зелёном бархате. Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых, трое молодых, а последние трое — совсем ещё мальчики. Молодые у самого огня сидят, а старики — поодаль. И вдруг обернулся один старик — самый высокий, бородатый, бровастый — и поглядел в ту сторону, где стояла девочка. Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает её старик громко: — Ты откуда пришла, чего тебе здесь нужно? Девочка показала ему свою пустую корзинку и говорит: — Нужно мне набрать в эту корзинку подснежников. Засмеялся старик: — Это в январе-то подснежников? Вон чего выдумала!

День в истории: появились первые космонавты, по воскресеньям разрешили отдыхать

Он скрывал, что является христианином, но правда вскрылась, и Маврикия с сыном судили и приговорили к пыткам. На глазах у святого язычники обезглавили его сына. За своего командира заступились 70 воинов. Тогда вместе с Маврикием они были обмазаны медом и привязаны на болоте, где мучеников до смерти закусали насекомые. В Маврикиев день на Руси обязательно готовили черную уху.

Действуя из засад на шоссе, советские патриоты уничтожили 16 грузовых и легковых автомашин, истребили 11 офицеров и 70 немецких солдат. Группа партизан, действующая в Белостокской области, организовала крушение немецкого воинского эшелона. Восстановительная команда извлекла из-под обломков вагонов свыше 100 трупов гитлеровцев, погибших во время крушения поезда. Взятый в плен на Первом Прибалтийском фронте командир 2 батальона 51 немецкого полка капитан Гюнтер фон Ганштейн рассказал: «Немецкое командование всячески скрывает истинное положение дел на фронте. Оно держит в полном неведении не только солдат, но даже и офицеров. О последних поражениях немецких войск под Ленинградом и на юге мы узнали из русских листовок и радиопередач. Особенно тяжёлое впечатление произвело на всех солдат известие об окружении и уничтожении десяти немецких дивизий в районе Корсунь-Шевченковский. Среди солдат имели место такие разговоры: «Германия уже войну проиграла», «Надо скорее выбраться отсюда, пока не поздно, иначе русские устроят нам такой же «котёл», как и на юге». На нашем участке рано утром русские произвели сильный огневой налёт. Я отдал приказ об отступлении, но было поздно. Русские танки уже находились в нашем тылу. Сопротивление было бессмысленно, и я сдался в плен». Жители города Белая Церковь, Киевской области, составили акт о зверствах немецко-фашистских оккупантов. В акте говорится: «Как только немцы заняли наш город, они начали массовое истребление мирных жителей. В августе и сентябре 1941 года фашистские изверги расстреляли несколько тысяч мирных жителей и закопали их в противотанковых рвах. Массовые расстрелы происходили также на территории стрелкового тира. Осенью 1943 года во дворе тюрьмы на Подвальной улице и в саду, прилегающем к ней, были замучены сотни советских граждан. Уже после освобождения города в этом саду обнаружено свыше 400 трупов. В январе 1944 года гестаповцы загнали 250 человек в один из домов в предместье города. Фашистские мерзавцы облили дом бензином и живьём сожгли запертых там советских людей. В конце лета и осенью прошлого года гитлеровские палачи начали заметать следы своих преступлений. Специальные команды вскрывали массовые могилы на территории стрелкового тира, обливали трупы горючей смесью и сжигали их». Акт подписали жители города Белая Церковь: врач Горохов, А. Евчук, Ю. Боровкова, У. Стрикун, С. Самарова, Е. Вилигура и другие. В письме от 7 марта 1943 года заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР Первухину Курчатов писал: «Получение данного материала имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. Теперь мы имеем важные ориентиры для последующего научного исследования, они дают возможность нам миновать многие, весьма трудоемкие фазы разработки урановой проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения». Игнатовы устанавливали мину, когда увидели приближающийся на большой скорости поезд. Братья бросили под паровоз гранаты. Братья Игнатовы 7 марта 1942 года в Ленинграде снова пущен трамвай! Пока только грузовой, но для блокадного города это большое событие 7 марта 1942 года авиация Краснознаменного Балтийского флота минировала выходы из главной базы финско-германского флота в Финском заливе — Хельсинки. Подразделение капитана Линёва Западный фронт за один день боёв уничтожило до 350 вражеских солдат и офицеров. На другом участке немцы перешли в контратаку на позиции нашей части, которой командует тов. Подпустив гитлеровцев на близкое расстояние, советские бойцы открыли ураганный огонь. Противник отступил, оставив на поле боя сони убитых солдат и офицеров. Бойцы подразделения тов. Григорьева Юго-Западный фронт в боях за населенный пункт Т. В этом бою отличился орудийный расчёт тов. Наши артиллеристы подавили немецкую миномётную батарею и уничтожили два станковых пулемёта. Артиллеристы подразделения, которым командует тов. Анашкин Западный фронт , за один день боёв уничтожили 9 вражеских пулемётных точек, взорвали склад с горючим и рассеяли роту пехоты противника. За последние десять дней партизаны отряда под командованием тов. Партизаны уничтожили 8 вражеских солдат, захватили 12 немецких винтовок и 2. Пленный унтер-офицер 6 роты 458 полка 258 немецкой пехотной дивизии Курт Вилле заявил: «Наш полк понёс большие потери ещё в боях под Наро-Фоминском. В 6 роте в начале боёв было 180 солдат. Большая часть этих солдат погибла. В ходе боёв рота дважды пополнялась. Первый раз мы получили 75 солдат, второй — 90. Сейчас в роте осталось не больше трёх десятков солдат. Мы понесли огромные потери и в вооружении. У нас осталось 5 ручных пулемётов и несколько винтовок. За небольшой срок в роте сменилось 3 командира. Один был убит, а два ранены. Крупные потери понесли и другие подразделения нашего полка. Я это знаю от командира полка капитана Лемпке и командира батальона капитана Гоше, у которых я был шофёром». У убитого немецкого ефрейтора С. Поммеринга найдено письмо, в котором он сообщал своим родным: «Паёк хлеба сокращён до 300 граммов. Картофеля у нас нет. Уже 4-й день нас кормят кислой капустой. Последнюю крошку хлеба я проглотил ещё вчера. Мы всё туже подтягиваем ремень». На одном из участков Южного фронта найдено письмо неизвестного немецкого солдата к жене, написанное 20 февраля. В письме говорится: «Как бесцеремонно и жестоко ведёт себя немецкий солдат. Это даже не поддаётся описанию. Наши солдаты убивают раненых русских якобы из-за отсутствия помещения. То же самое делают, когда мало пленных. Говорят, что не стоит отрывать солдат, чтобы их конвоировать. Когда же двигаются колонны пленных, расстреливают тех, кто отстаёт из-за слабости». Гитлеровские банды, отступая из села Никифоровка, Калининской области, ограбили всё население, сожгли 130 домов, 4 школы, церковь и различные хозяйственные постройки. Тем самым было положено начало территориальным захватам гитлеровцев в Европе и фактически похоронен Версальский мирный договор, заключенный по окончании 1-й мировой войны. После перерасчёта полученных ценностей 14 февраля 1920 года в два часа ночи в Москву сообщили: чистый вес золота составляет 21 442 пуда 29 фунтов 68 золотников. Позже, 22 апреля в Иркутске было обнаружено еще 17 ящиков с небольшими слитками золота более 230 кг. Огромные суммы денег в 100 млн. Нами нанесен смертельный удар Советской России и Советская власть отдает себе в этом отчет…» 7 марта 1919 г.

Всё, что заинтересует тебя, и ты не знаешь на это полного ответа- всё ты найдёшь в книге. Найди нужную тему, нужную проблему- и читай, запоминай, учись! Книг много хороших и разных! Здорово вечерком почитать перед сном! Иногда так захватывает, что не можешь оторваться. Я всем друзьям советую читать, даю им интересные книги, которые прочла сама.

Самые дешевые цветы здесь — гвоздики от 49 рублей за штуку , самые дорогие — лилии от 350 рублей. Но самые бюджетные варианты предлагали сетевые супермаркеты — букет из пяти небольших тюльпанов здесь можно было найти за 169,90 рубля. Заговор учинили дворяне Роман Гагарин и Тимофей Грязной. Мятежники ворвались в Кремль со словами, что из-за «неразумного» правления царя «проливается кровь в междоусобиях», так что члены думы не стали препятствовать. Толпа двинулась из дворца на площадь, но Шуйскому удалось успеть вызвать отряды войск из лагеря на Ходынке. Заговорщики бежали в Тушино, в лагерь Лжедмитрия II. В 1610 году Шуйского все же свергли, выдав польскому гетману Станиславу Жолкевскому, который в октябре вывез бывшего царя, а также его братьев Дмитрия и Ивана под Смоленск, а позднее в Польшу. Шуйский скончался в заключении 12 сентября 1612 года в Гостынинском замке. При отборе, который начался годом ранее, учитывались такие критерии, как возраст — до 35 лет, рост не выше 175 сантиметров, а вес не более 75 килограммов. А также отличное здоровье. Были рассмотрены медицинские книжки трех с половиной тысяч желающих.

Праздники 7 марта

То же самое сулит и туман. Обычно первыми прилетают грачи. С давних пор считалось, что перелетные птицы приносят на своих крыльях весну. Именно поэтому их так долго и с нетерпением ждали. К тому же, люди ждали первого урожая — запасов зерновых и корма становилось все меньше и меньше, приходилось забивать скотину. Традиционное блюдо в этот день — «черная уха»: суп с мясом, сваренным в рассоле из-под огурцов с различными съедобными корешками.

В народе считалось, что именно на Маврикия прилетают домой грачи, скворцы и ласточки. При этом подмечали: если птицы прилетели раньше положенного дня — это к скорой весне. Говорили и так: "Ранние ласточки — к счастливому году". Этих птиц на Руси всегда любили — и связывали с ними множество примет.

Среди них такие: ласточки шныряют низко — к дождю, высоко — к ветру; кто разорит гнездо ласточки, у того будут веснушки; кто при первой ласточке умоется молоком, бел будет. На Маврикия начинались первые работы в поле и в огороде. На будущие пашни и грядки вывозили навоз, скопившийся за зиму. Это нужно было сделать, пока дорога еще была крепкой и позволяла проехать к полям.

Благ вам всяческих желаем, Пусть не старят вас года, Будьте Молоды всегда! Пусть весна к вам в дом придет, С хорошим настроением, И пусть всегда во всех делах, Сопутствует везение! С 8 Марта тебя поздравляю, Извини, что цветов не дарю, От души тебе счастья желаю И простую открытку шлю. В ней все просто и очень красиво, Теплота моих мыслей и слов, Я хочу, чтоб жила ты счастливо, Берегла свою честь и любовь... Приходит к нам 8 марта! Это праздник красоты.

Но я удерживаюсь. Ибо тот, на кого я рассчитываю в моей книге, раньше или позже прочтет книгу Томаса Манна. Или, в крайнем случае, прочитает именно эпизод с сонатой. Этот эпизод, быть может, лучшее, что написано о музыке в европейской культуре. Мы общались очень долго в этот вечер. Никто из них никуда не спешил. И когда я понял, что никому из них не хочется уходить, то испытал невероятное ощущение радости. А когда я начал играть вторую часть Тридцать второй сонаты Бетховена, то мгновенно почувствовал, что музыку и слушателей объединяет ток высочайшего напряжения. Затем мы создали полумрак: погасили свет и зажгли свечи. А потом в записи великого Святослава Рихтера слушали эту длиннейшую часть — музыку бетховенского прощания с миром. И произошло чудо. Тот просто стучал по клавишам. И что то было громко и скучно. Иногда — тихо и скучно. А музыка, которую они услышали сегодня, — просто прекрасна. Что же случилось? Почему не подтвердились слова великого музыканта о «хорошей музыке в хорошем исполнении»? Казиник Михаил. Текст 16 Я не мог заставить себя спрыгнуть с мусорного ящика, и мама сказала, что я трус. Возможно, что это было действительно так. Входя в темную комнату, я кричал на всякий случай: «Дурак! Еще больше я боялся петухов, в особенности после того, как один из них сел мне на голову и чуть не клюнул, как царя Додона. Я боялся, что кучера, приходившие с нянькиным Павлом, начнут ругаться, и когда они действительно начинали, мне — очевидно, тоже от трусости — хотелось заплакать. Правда, в Черняковицах я переплыл речку, но храбро ли я ее переплыл? Я так боялся утонуть, что потом целый день еле ворочал языком и совершенно не хвастался, что в общем было на меня непохоже. Значит, это была храбрость от трусости? Странно, но тем не менее я, по-видимому, был способен на храбрость. Прочитав, например, о Муции Сцеволе, положившем руку на пылающий жертвенник, чтобы показать свое презрение к пыткам и смерти, я сунул в кипяток палец и продержал почти десять секунд. Но я все-таки испугался, потому что палец стал похож на рыбий пузырь, и нянька закричала, что у меня огневица. Потом палец вылез из пузыря, красный, точно обиженный, и на нем долго, чуть не целый год, росла тоненькая, заворачивающаяся, как на березовой коре, розовая шкурка. Словом, похоже было, что я все-таки трус. А «от трусости до подлости один шаг», как сказала мама. Она была строгая и однажды за обедом хлопнула Пашку суповой ложкой по лбу. Отца мы называли на «ты», а ее — на «вы». Она была сторонницей спартанского воспитания. Она считала, что мы должны спать на голых досках, колоть дрова и каждое утро обливаться до пояса холодной водой. Мы обливались. Но Пашка утверждал, что мать непоследовательна, потому что в Спарте еще и бросали новорожденных девочек с Тарпейской скалы, а мама не только не сделала этого, а, наоборот, высылала Лизе двадцать рублей в месяц, чтобы она могла заниматься в Петербургской консерватории. Когда она заметила, что я не спрыгнул с мусорного ящика, у нас произошел разговор. Она посоветовала мне сознаться, что я струсил, потому что человек, который способен сознаться, еще может впоследствии стать храбрецом. Но я не сознался, очевидно сделав тот шаг, о котором сказала мама. Интересно, что мне ужасно не нравилась мысль, будто я трус, и хотелось как-нибудь забыть о ней. Но оказалось, что это трудно. Читая Густава Эмара «Арканзасские трапперы», я сразу же догадывался, что эти трапперы не пустили бы меня даже на порог своего Арканзаса. Роберт — один из детей капитана Гранта — вдвоем с Талькавом отбился от волчьей стаи, а между тем он был на год моложе меня. В каждой книге на трусов просто плевали, как будто они были виноваты в том, что родились нехрабрыми, или как будто им нравилось бояться и дрожать, вызывая всеобщее презрение. Мне тоже хотелось плевать на них, и Пашка сказал, что это характерно. Иначе они могут зачахнуть. В нашем дворе красили сарай, и для начала он предложил мне пройти по лестнице, которую маляры перебросили с одной крыши на другую. Я прошел, и Пашка сказал, что я молодец, но не потому, что прошел, — это ерунда, — а потому, что не побледнел, а, наоборот, покраснел. Он объяснил, что Юлий Цезарь таким образом выбирал солдат для своих легионов: если от сильного чувства солдат бледнел, значит, он может струсить в бою, а если краснел, значит, можно было на него положиться. Потом Пашка посоветовал мне спрыгнуть с берега на сосну и тут как раз усомнился в том, что Цезарь пригласил бы меня в свои легионы, потому что я побледнел, едва взглянул на эту сосну с толстыми, выгнутыми, как лиры, суками, которая росла на крутом склоне берега. Сам он не стал прыгать, сказав небрежно, что это для него пустяки. Главное, объяснил он, прыгать сразу, не задумываясь, потому что любая мысль, даже самая незначительная, может расслабить тело, которое должно разогнуться, как пружина. Я сказал, что, может быть, лучше отложить прыжок, потому что одна мысль, и довольно значительная, все-таки промелькнула в моей голове. Он презрительно усмехнулся, и тогда я разбежался и прыгнул. Забавно, что в это мгновение как будто не я, а кто-то другой во мне не только рассчитал расстояние, но заставил низко наклонить голову, чтобы не попасть лицом в сухие торчавшие ветки. Я метил на самый толстый сук и попал, но не удержался, соскользнул и повис, вцепившись в гущу хвои, исколовшей лицо и руки. Потом подлец Пашка, хохоча, изображал, с каким лицом я висел на этой проклятой сосне. Но все-таки он снова похвалил меня, сказав, что зачатки храбрости, безусловно, разовьются, если время от времени я буду повторять эти прыжки, по возможности увеличивая расстояние. На Великой стояли плоты, и Пашка посоветовал мне проплыть под одним из них, тем более что в то лето я научился нырять с открытыми глазами. Это было жутковато — открыть глаза под водой: сразу становилось ясно, что она существует не для того, чтобы через нее смотреть, и что для этого есть воздух, стекло и другие прозрачные вещи. Но она тоже была тяжело-прозрачна, и все сквозь нее казалось зеленовато-колеблющимся — слоистый песок, как бы с важностью лежавший на дне, пугающиеся стайки пескарей, пузыри, удивительно непохожие на выходящий из человека воздух. Плотов было много. Но Пашке хотелось, чтобы я проплыл под большим, на котором стоял домик с трубой, сушилось на протянутых веревках белье и жила целая семья — огромный плотовщик с бородой, крепкая, поворотливая жена и девчонка с висячими красными щеками, всегда что-то жевавшая и относившаяся к нашим приготовлениям с большим интересом. Мне, наоборот, казалось, что зачатки храбрости продолжали бы развиваться, если бы я проплыл под другим, небольшим плотом, но Пашка доказал, что небольшой может годиться только для тренировки. Ведь это только кажется, что дышать необходимо. Йоги, например, могут по два-три месяца обходиться без воздуха. Я согласился и три дня с утра до обеда просидел под водой, вылезая только, чтобы отдохнуть и поговорить с Пашкой, который лежал на берегу голый, уткнувшись в записную книжку: он отмечал, сколько максимально времени человеческая особь может провести под водой. Не помню, когда еще испытывал я такую гнетущую тоску, как в эти минуты, сидя на дне с открытыми глазами и чувствуя, как из меня медленно уходит жизнь. Я выходил синим, а Пашка почему-то считал, что нырять нельзя, пока я не стану выходить красным. Наконец однажды я вышел не очень синим, и Пашка разрешил нырять. Он велел мне углубляться постепенно, под углом в двадцать пять — тридцать градусов, но я сразу ушел глубоко, потому что боялся напороться на бревно с гвоздями. Но поздно было думать о гвоздях, потому что плот уже показался над моей головой — неузнаваемый, темный, с колеблющимися водяными мхами. По-видимому, я заметил эти мхи прежде, чем стал тонуть, потому что сразу же мне стало не до них и захотелось схватиться за бревна, чтобы как-нибудь раздвинуть их и поскорее вздохнуть. Но и эта мысль только мелькнула, а потом слабый свет показался где-то слева, совсем не там, куда я плыл, крепко сжимая губы. Нужно было повернуть туда, где был этот свет, эта зеленоватая вода, колеблющаяся под солнцем. И я повернул. Теперь уже я не плыл, а перебирал бревна руками, а потом уже и не перебирал, потому что все кончилось, свет погас… Я очнулся на плоту и еще с закрытыми глазами услышал те самые слова, за которые не любил друзей нянькиного Петра. Слова говорил плотовщик, а Пашка сидел подле меня на корточках, похудевший, с виноватым лицом. Я утонул, но не совсем. Щекастая девочка, сидевшая на краю плота, болтая в воде ногами, услышала бульканье, и плотовщик схватил меня за голову, высунувшуюся из-под бревен. Лето кончилось, и начались занятия, довольно интересные. В третьем классе мы уже проходили алгебру и латынь. Юрка Марковский нагрубил Бороде — это был наш классный наставник, — и тот велел ему стоять всю большую перемену у стенки в коридоре, а нам — не разговаривать с ним и даже не подходить. Это было возмутительно. Юрка стоял, как у позорного столба, и растерянно улыбался. Он окликнул Таубе и Плескачевского, но те прошли, разговаривая, — притворились, подлецы, что не слышат. Мне стало жарко, и я вдруг подошел к нему, заговорив как ни в чем не бывало. Мы немного поболтали о гимнастике: правда ли, что к нам приехал чех, который будет преподавать сокольскую гимнастику с третьего класса? Борода стоял близко, под портретом царя. Он покосился на меня своими глазками, но ничего не сказал, а после урока вызвал в учительскую и вручил «Извещение». Ничего более неприятного нельзя было вообразить, и, идя домой с этой аккуратной, великолепно написанной бумагой, я думал, что лучше бы Борода трижды записал меня в кондуит. Отец будет долго мыться и бриться, мазать усы каким-то черным салом, чтобы они стояли, как у Вильгельма II, а потом наденет свой парадный мундир с медалями — и все это сердито покряхтывая, не укоряя меня ни словом. Лучше бы уж пошла мать, которая прочтет «Извещение», сняв пенсне, так что станут видны покрасневшие вдавленные полоски на переносице, а потом накричит на меня сердито, но как-то беспомощно. Ужасная неприятность! Пошла мать и пробыла в гимназии долго, часа полтора. Должно быть, Борода выложил ей все мои прегрешения. Их было у меня немало. Географ запнулся, перечисляя правые притоки Амура, и я спросил: «Подсказать? Все ему было ясно, все он объяснял тоненьким уверенным голосом, так что я от души удивился, узнав, что он не понимает, как происходит размножение в природе, которое мы как раз проходили. Я объяснил, и он в тот же день изложил своей бонне это поразившее его естественно-историческое явление. Бонна упала в обморок, хотя в общем я держался в границах урока. Словом, были причины, по которым я бледнел и краснел, ожидая маму и нарочно громко твердя латынь в столовой. Она пришла расстроенная, но чем-то довольная, как мне показалось. Больше всего ее возмутило, что я хотел подсказать географу притоки Амура. Это был позор, тем более что еще утром Пашка рассказал мне о спартанском мальчике, который запрятал за пазуху украденную лису и не заплакал, хотя она его истерзала. Но я не заревел, а просто вдруг закапали слезы. Мама села на диван, а меня посадила рядом. Пенсне на тонком шелковом шнурке упало, вдавленные красные полоски на переносице подобрели. Она стала длинно объяснять, как, по ее мнению, должен был в данном случае поступить классный наставник. Я не слушал ее. Неужели это правда? Я не трус? Целое лето я старался доказать себе, что я не трус, и, даже сидя под водой, мучился, думая, что лучше умереть, чем бояться всю жизнь, может быть, полстолетия. А оказалось, что для этого нужно было только поступить так, чтобы потом не было стыдно. Вениамин Каверин. Текст 17 Часы бьют восемь — поворачивается начищенная до блеска ручка двери, Павел Михайлович Третьяков, первый посетитель, вступает из внутренних комнат дома в зал своей галереи. Всегда ровно в восемь, после всегдашнего утреннего кофея, и если бы часы вдруг перестали отсчитывать и отбивать время, можно, заведя их, поставить стрелки по этому бесшумному, но мгновенно улавливаемому служителями повороту медной ручки. Всегда в костюме одинакового цвета и покроя будто всю жизнь носит один и тот же , прямой, суховатый, даже как бы несколько скованный в движениях, он шествует размеренной, чуть деревянной походкой вдоль густо завешанных картинами стен — служители следом, — останавливается, сосредоточенно, будто впервые, рассматривает до последнего мазка знакомое полотно — и неожиданно: «Перова — во второй ряд возле угла». Из-под кустистой брови взглянет быстро жгучим глазом в удивленное лицо служителя: «Я во сне видел, что картина там висит, — хорошо... И там же, за окном, на широкий, устланный камнем двор въезжают ломовики, груженные льняными товарами с Костромской мануфактуры Третьяковых, — плотные кипы складывают в амбары. В девять Павел Михайлович покидает галерею и, пройдя по двору, скрывается за дверью с маленькой вывеской «Контора». Девять конторщиков, увидя его, громче и старательнее щелкают костяшками счетов: «Доставлено товаров... С двенадцати до часу — завтрак, к трем — в Купеческий банк, оттуда в магазин на Ильинке, к шести его ждут обедать. В экипаже Павел Михайлович открывает журнал — он любит читать дорогою, — но часто книга отложена в сторону: возле Третьякова, на сиденье или стоймя у ног его, нежно придерживаемая им, свернутая рулоном или натянутая на подрамник картина — «самое дорогое» он говаривал. Родные и служащие поздравляют с покупкой, когда он, передавая полотно в их бережные руки, вылезает из коляски; все радостно возбуждены, и по серьезному лицу Павла Михайловича домашние называют его «неулыба» пробегает тень улыбки, и за обедом, который у него тоже почти всегда один и тот же «А мне щи да кашу» , он объявляет, что сегодня все едут в театр или в концерт, слушать музыку. Если же в такой вечер нагрянут гости, Павел Михайлович без сожаления покидает свой молчаливый кабинет, заваленный книгами и журналами, свой излюбленный маленький, почти квадратный диванчик, на котором длинноногий хозяин притуливается, свернувшись калачиком, и радушно идет навстречу гостю. С художником Павел Михайлович троекратно целуется, ведет показывать бесценное приобретение, обычно молчаливый, занимает его беседой и просит супругу, Веру Николаевну, сыграть для дорогого гостя на рояле, и угощает хлебосольно — только вина в доме почти не подают: Павел Михайлович вина не пьет. А на следующее утро, ровно в восемь, выйдя из внутреннего покоя в зал галереи, Павел Михайлович отдает служащим распоряжение насчет рамы для новой картины, указывает, куда ее повесить: «Я всю ночь думал... Сосредоточенный h молчаливый, он появляется на открытии выставок, в Москве, в Петербурге, на лице ничего не прочитаешь; кажется — пока лишь прислушивается к расхожим мнениям, но решение уже принято, неуклонное: картины еще не развесили в выставочных залах, а он успел побывать в мастерских, узнал, кто чем занят, взял на заметку, приценился и, еще раньше, из писем знакомых художников, действовавших по его просьбе или самостоятельно, вычитал необходимые сведения и мысленно составил для себя некий чертеж того, что творится ныне в российском искусстве. Он всех обгоняет и от своего не отступает никогда; даже царь, подойдя на выставке к облюбованному полотну, узнает подчас, что «куплено г-ном Третьяковым». Когда речь о «самом дорогом», для Третьякова собственная цель — наивысшая, собственные желания — закон; но цель его величественна — собрать для общества лучшие творения отечественной живописи, а желания необыкновенно удачны: «Это человек с каким-то, должно быть, дьявольским чутьем», — почти в сердцах обронил как-то про Третьякова Крамской. Крамской понадобился Третьякову в конце шестидесятых годов. Лично они еще незнакомы: Третьяков через своего приятеля и частного поверенного, художника Риццони, просит Крамского написать для галереи портрет Гончарова. Обращение к Крамскому понятно: он уже известный портретист, многие его работы высоко отмечены любителями искусства, критикой, портреты Крамского более, чем другие чьи, отвечают требованиям времени; Третьяков не мог о нем не знать. Возможно свидетельство — характер просьбы , Третьякову также известно, что Крамским несколькими годами раньше исполнен монохромный соусом портрет Гончарова. Первые письма, которыми они обмениваются, сдержанные, немногословно-деловые — характеры: купец, предприниматель, привыкший добиваться задуманного, и художник, который себе цену знает и не намерен задохнуться от счастья, что дождался выгодного заказа; оба внутренне тянутся друг к другу, обстоятельствами историческими! Крамской спешит за границу Гончаров же предпочел отложить работу до его возвращения, «потому, как он сказал, что надеется к тому времени сделаться еще лучше» ; попутно Крамской сообщает без примечаний, что его цена за такой портрет — пятьсот рублей серебром. Третьяков просит отложить поездку «Мне очень хочется поскорей иметь портрет» ; Перову он платит за такой триста пятьдесят рублей, но согласен и на пятьсот. Но Крамской покорнейше просит потерпеть до его возвращения, он обещает приложить все старания, чтобы портрет был достоин галереи. Оба выдержали характер, оба, кажется, довольны собой и друг другом, оба надеются вскоре познакомиться лично. Они знакомятся в конце 1869-го или в начале 1870 года. Несколько писем 1870 года — все еще о портрете Гончарова: Иван Александрович отлынивает, ссылается на нездоровье, на дурную погоду, успокаивает Крамского, что сам будет нести ответственность перед Третьяковым, убеждает Третьякова, что деятельность его «не так замечательна, чтобы стоило помещать его портрет в галерее», наконец вроде бы соглашается, назначает художнику день и час, но накануне спешно извещает, что не совсем здоров «и в будущем не обещает». Крамской огорчен: «Мне очень жаль, что упущен случай для меня сделать что-нибудь для вашей галереи... Нет, не приятельские оба не из тех «ларчиков», что просто открываются — деловые пока: Крамской выполняет некоторые поручения Третьякова. Скоро, убедившись, что лучшего советчика и посредника не найти, Третьяков предложит без обиняков: открывается выставка в Академии, а я в Петербург не поспею, буду очень благодарен вам, Иван Николаевич, если сообщите, не явилось ли на ней чего-либо замечательного — в устах Третьякова доверие необычайное!.. С этих пор и на целое десятилетие весь незаурядный дар критика — глубину анализа, точность характеристик, определенность суждений — Крамской охотно отдает Третьякову, как горячо отдает его делу свою энергию, деловитость, время: разве сбросишь со счета многочисленные советы, которые Третьяков при всей своей самостоятельности считал нужным принимать, всякого рода «смотрины», которые по просьбе Павла Михайловича устраивал Крамской картинам, намеченным для покупки, разве сбросишь со счета участие Крамского в приобретении новых полотен — в частности «туркестанской коллекции» Верещагина дело складывалось хитро и сложно: «Москва. Павлу Михайловичу Третьякову. Мы вовремя успели. Обстоятельства переменились. Боткин везет к вам письмо от уполномоченного и будет предлагать то, что вы ему уже предлагали. Вы однако ж ничего не знаете. Крамской» — одна такая телеграмма чего стоит! В пору их сближения по-своему неизбежного Крамской отвечает существеннейшим требованиям Третьякова. Год 1871-й: создается и сплачивается Товарищество, готовится Первая передвижная выставка, идеи Товарищества, идеи передвижничества определяют направление русского искусства, Крамской во главе дела, это его идеи, выношенные, прочувствованные, осмысленные, — может ли Крамской, человек прежде всего идейный, движимый мыслью о высоком развитии национального, отечественного искусства, не откликнуться на затеянное Третьяковым собирание творений этого искусства, а откликнувшись, может ли он, человек общественный, горячо не побуждать себя и своих сотоварищей художников всячески способствовать деятельности Третьякова, может ли он, удостоенный доверия Третьякова, не побуждать горячо и самого собирателя к укреплению и развитию его деятельности? Со всяким новым замыслом он устремляется в «единственный адрес мне, да и всем мало-мальски думающим русским художникам известный... Никола Толмачи»1. Общепризнанный портретист и портретист по преимуществу, портретист идейный, ищущий запечатлеть характернейшие черты современников, — может ли Крамской не сочувствовать желанию Третьякова иметь в галерее собрание портретов выдающихся русских деятелей, именно деятелей, людей, отмеченных деяниями, а не «положением», и может ли сочувствие и, более того, непосредственное участие Крамского в создании такого собрания не воодушевлять Третьякова? Третьяков учитывал, конечно, и то обстоятельство, что Крамской к тому же — художник «заказной», «управляемый»: для собирателя, тем более собирателя портретов, крайне необходимо иметь «управляемого» и притом первоклассного портретиста, который тоже не всякого уговоришь пишет вдобавок и с фотографий... Пока тянется дело с портретом Гончарова а тянуться ему долго — пять лет целых , Крамской исполняет для Третьякова по фотографии тепло принятый современниками портрет Тараса Шевченко знаменитый — в смушковой шубе и шапке ; довольный Третьяков тотчас заказывает ему портреты Фонвизина, Грибоедова и Кольцова. Фонвизин как-то сразу отпадает, Крамской недавно писал его для галереи великих людей Дашкова — должно быть, не хочет повторения да и Павел Михайлович их не любит ; заказ на портреты Кольцова и Грибоедова принимает легко и уверенно — задачка, дескать, не из сложных, было бы время: «Портрет Кольцова на святой неделе кончу. Портрет Грибоедова начал только что». Но Грибоедов решительно «обогнал» Кольцова: несколько свиданий со старым актёром Каратыгиным, хорошо знавшим автора «Горя от ума», изучение акварельного портрета Грибоедова, исполненного Каратыгиным, его рисунков, и — «чем я несказанно доволен, так это Грибоедовым... Каратыгин находит его совершенно похожим». Но Третьякову хочется Кольцова. Надо же — казалось, он в руках почти: щепетильный Крамской настолько не сомневался в успехе, что едва принял заказ, тотчас взял деньги «в счет уплаты за портрет Кольцова». И в письмах сперва так уверенно — начал, пишу, кончаю, привезу. Но словно машинка какая-то испортилась, застопорилось что-то — и цвет лица не тот, и наклон головы, и одежда. Третьяков с настойчивостью исследователя собирает сведения о внешности и характере Кольцова, посылает «добычу» художнику, но портрет все не задается, нет. Уж и Гончаров будет написан, станет податливым Иван Александрович перед непреклонной настойчивостью Крамского, будет написано бесконечное множество портретов, заказных и незаказных, с натуры и с фотографий, будут прочитаны десятки строк описаний Кольцова, выслушаны десятки замечаний людей, помнив-тих его, будут просмотрены все, наверное, сохранившиеся изображения поэта, будут испробованы бесчисленные повороты головы, корпуса, будет бесчисленно изменяться тон, цвет — жизнь художника Крамского пройдет, но Кольцова он так и не напишет: «Заколдованный портрет!.. Невероятный срыв! Крамской-то гордится, что не ждет вдохновения, «управляет» своими способностями... Но вдохновение нужно! Особенно трудно одушевить лицо, когда пишешь его с фотографии, чужого рисунка, акварели; человека не видишь, не слышишь, глаз не схватывает его жестов, выражений лица, пластики тела, ухо не слышит интонаций голоса; вне бесед, высказанных суждений трудно понять характер человека, его пристрастия: нужно догадываться, домысливать... И все-таки странно, что «заколдованным» оказался для Крамского именно портрет Кольцова, чье творчество, народное по духу своему, как бы оживилось «вторым дыханием» в начале семидесятых годов, в пору пробуждения невиданного прежде интереса к народу, странно, что «лицом неодушевленным» оказался для Крамского именно Кольцов — воронежский прасол, который проезжал следом за своими стадами по тем самым селам и степям, где прошли детство и отрочество Вани Крамского... Еще одна неисполненная просьба Третьякова — портрет Ивана Сергеевича Тургенева. Но не потому, что Крамской и на этот раз не сумел, а потому, что не захотел.

7 марта: какие праздники отмечают в этот день (Полный список)

Наталья, добрый день! Вы писали: "Готовим презентацию и рабочий лист с анализом текста + сочинение-образец (таких не бывает, но мы старались приблизиться)". (3)Вблизи за рекой старая берёзовая роща. (4)Дни стояли сухие, морозные, без ветра. (5)С утра до сумерек я бродил на лыжах и старался не вспоминать городские заботы. Тренировочный КИМ 221107 ЕГЭ 2023 по русскому языку 11 класс тренировочный вариант 100 баллов задания и ответы для подготовки к экзамену, данный пробный вариант вы можете скачать или решать онлайн на сайте. Скачать вариант и ответы Прочитайте текст и выполните.

Праздничные,Памятные и Знаменательные даты. 7 марта

Лишь почти два года спустя - к Рождеству 1935 года - братья все же рискнули и выпустили "Монополию" огромным тиражом, и всю Америку, а затем и весь мир захлестнула монополимания. А Чарльз Дарроу стал миллионером. Первая часть выдающейся киноленты Владимира Петрова увидела свет еще в 1937-ом и получила на выставке в Париже Высшую премию. Этот фильм, как и одноименный роман Алексея Толстого, очень любил Сталин. В стране только что прокатилась очередная волна репрессий, и поэтому зловеще и символически звучали заключительные слова Петра: "Суров я был с вами, дети мои! Не для себя был суров, но дорога мне была Россия.

Моими и вашими трудами увенчали мы наше Отечество славой! Надо отметить, что Николай Симонов - даже в соответствующем гриме - имел весьма и весьма отдаленное сходство с прижизненными изображениями Петра, однако был в этой роли настолько убедителен, что с тех пор художники, скульпторы, актеры по большей части создавали образ Петра именно "с Симонова". Народные волнения начала 60-х бунт в Новочеркасске, длиннющие очереди у хлебных магазинов убедили кремлевских вождей в том, что непродуманной хрущевской политике нужно противопоставить нечто приятное всему народу. А что может быть приятнее выходных! При Брежневе праздников, объявленных нерабочими днями, сразу прибавилось.

И вот теперь постановление 1967 года добавляло к ним еще и 52 субботы. Впрочем, государство уже безболезненно могло пойти по этому пути западного законодательства о труде: к середине 60-х острого дефицита рабочей силы не было, и лишние выходные практически никак не отразились на работе заводов, фабрик и, тем более, присутственных мест.

Только пропадёшь в лесу, увязнешь в сугробах. А сестра говорит ей: — Если и пропадёшь, так плакать о тебе никто не станет! Ступай да без цветов не возвращайся. Вот тебе корзинка. Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей. Ветер снегом ей глаза порошит, платок с неё рвёт. Идёт она, еле ноги из сугробов вытягивает. Всё темнее становится кругом.

Небо чёрное, ни одной звёздочкой на землю не глядит, а земля чуть посветлее. Это от снега. Вот и лес. Тут уж совсем темно — рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное дерево и сидит. Всё равно, думает, где замерзать. И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонёк — будто звезда среди ветвей запуталась. Поднялась девочка и пошла на этот огонёк. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. Уж и тёплым дымком запахло, и слышно стало, как потрескивает в огне хворост.

Девочка прибавила шагу и вышла на полянку. Да так и замерла. Светло на полянке, точно от солнца.

Наши предки верили, что такая уха отпугивает нечистую силу и гонит прочь из дома неприятности. Пристально владели за тем, как ведут себя перелетные птицы.

Если пернатые, вернувшиеся с юга, начинали обустраиваться и вить гнезда- это сулило счастье, достаток и хороший урожай. А вот если птицы были беспокойны и постоянно перелетали с места на место, это значило, что зима еще окончательно не ушла, и стоило ждать морозов, а потом и проблем с урожаем. Что нельзя делать 7 марта?

Самые красивые и добрые слова для самых любимых и прекрасных женщин! Мы собрали лучшие поздравления с 8 марта в стихах и для смс. Поздравления с 8 марта 2024 стихи Пусть разбудят капели тебя, И, у ног зазвенят ручейками, Оживет и оттает земля, И пусть чей-то восторженный взгляд Провожает тебя повсюду, Пусть не будет ни в чем преград И ни бед, ни обид не будет. Весна за окнами сияет, посмотри!

Прекрасен мир, цветением объят… Возьми же ясность утренней зари, Дыханья свежесть пусть подарит сад, И пусть сияют радостно глаза, И пусть душа от счастья запоет, Пусть мимо прошумит гроза, Пусть только радость дарит каждый год! Я дарю тебе мимозу, Хоть прекрасна ты, как роза, Но у розы есть шипы. А в тебе нет недостатка.

Love Stories

это самые практичные. Дочка по целым дням на перине валялась да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то бельё на речке выполощи, то грядки в огороде выполи. Традиционное блюдо в этот день – «черная уха»: суп с мясом, сваренным в рассоле из-под огурцов с различными съедобными корешками. Хлеба к началу марта уже не оставалось, или его было очень мало.

Задание 8. Синтаксические нормы. ЕГЭ 2024 по русскому языку

Этот ручеёк, озеро и уже известная обитателям острова река — вот и вся водная система острова. Так по крайней мере казалось инженеру. Однако он допускал, что под непроницаемой сенью деревьев, покрывающей две трети площади острова, имеются и другие реки, впадающие в океан. Это было даже более чем вероятно, судя по богатству растительности, представляющей лучшие образцы флоры умеренного климата. В северной части острова не было никаких признаков текучей воды.

Можно было только предположить наличие болот в расселинах и трещинах почвы на северо-востоке. Общий облик этой части поверхности — сушь, пески, камни — представлял разительный контраст с изобилием и пышностью большей, южной части острова. Вулкан был расположен ближе к северо-западной части острова и как будто отмечал границу двух зон — растительной и бесплодной. Сайрус Смит и его спутники провели больше часа на вершине вулкана.

Остров лежал под ними, как рельефная карта, окрашенная в различные цвета: зелёный — для леса, жёлтый — для песков, синий — для воды. Оставалось разрешить один важнейший вопрос: обитаем ли остров? Этот вопрос первым поставил журналист. Только что произведённый внимательный осмотр острова, казалось, давал право ответить на него отрицательно.

Нигде не было заметно никаких следов деятельности человека. Ни группы домов, ни отдельных построек, ни рыбачьей хижины на побережье. Ни один дымок не поднимался в воздух. Правда, наблюдателей, стоявших на вершине горы, отделяло добрых тридцать миль от крайней точки острова — хвоста полуострова на юго-западе, а на этом расстоянии даже зоркие глаза Пенкрофа не в состоянии были бы рассмотреть постройки.

Правда и то, что взоры наблюдателей не могли приподнять зелёного покрова ветвей, скрывавшего добрых три четверти острова, чтобы посмотреть, не прячется ли под ним человеческое поселение. Обычно на таких узких полосках земли островитяне селятся ближе к берегу моря; но побережье-то как раз и производило впечатление абсолютно пустынного. Поэтому, пока более подробное обследование не докажет обратного, остров приходилось признать необитаемым. Важно было ещё установить, посещается ли он — пусть хоть наездами — туземцами с соседних островов.

Но и на этот вопрос было трудно ответить. На пятьдесят миль вокруг нигде не было и признаков другой земли. Но такие расстояния легко покрывают и маленькие малайские и большие полинезийские пироги. Следовательно, решение вопроса всецело зависело от близости острова к какому-нибудь архипелагу.

Сможет ли Сайрус Смит без инструментов определить местоположение острова — его широту и долготу? Это было сомнительно. Поэтому необходимо было, безопасности ради, принять меры на случай неожиданной высадки на остров диких туземцев. Исследование острова было закончено.

Сайрус Смит и его спутники установили его протяжённость, нанесли на карту его контуры, вычислили длину береговой линии, познакомились с его горной и водной системами. Местоположение, размеры и очертания лесов, рек, равнин и плоскогорий были нанесены на карту. Оставалось спуститься с горы и заняться выяснением естественных богатств острова — растительных, животных и ископаемых. Но прежде чем подать сигнал к спуску, Сайрус Смит обратился к своим товарищам с маленькой речью: — Друзья мои!

Нам придётся здесь жить, может быть даже долго. Впрочем, возможно, что неожиданно к нам на помощь придёт какой-нибудь корабль… Я говорю «неожиданно», потому что остров этот слишком незначителен: здесь нет даже удобной стоянки для кораблей. Вдобавок остров расположен слишком далеко к югу для кораблей, совершающих рейсы к архипелагам Тихого океана, и слишком далеко к северу для кораблей, направляющихся в Австралию в обход мыса Горн. Не хочу ничего скрывать от вас… — И очень хорошо делаете, — перебил его журналист.

Мы верим вам, но и вы можете положиться на нас! Не правда ли, друзья? Если вы пожелаете, мистер Смит, мы превратим этот остров в уголок Америки. Мы построим здесь города, проложим железные дороги, проведём телеграф!..

Только у меня есть одна просьба… — Какая? Мы — колонисты, приехавшие сюда, чтобы колонизировать этот остров! Сайрус Смит улыбнулся. Предложение моряка было единогласно принято.

Домой, в Камин! Пусть будет хоть видимость того, что мы живём в каком-то путном месте… — В Камине, — лукаво заметил Герберт. Назовём части острова «бухта Провидения», «мыс Кашалотов», «залив Обманутой надежды»… — Лучше дать имена мистера Смита, мистера Спилета, Наба… — возразил Герберт. Отлично звучит!

Или — «мыс Гедеона»!.. Эти имена всегда будут напоминать нам Америку [13]. Для рек же, лесов, мысов выберем названия, которые бы соответствовали их очертаниям. Благодаря этому они будут лучше запоминаться.

Остров настолько необычен по форме, что нам нетрудно будет подыскать характерные названия для большинства его частей. Что же касается неизвестных нам водоёмов, неисследованных лесов и холмов, мы будем придумывать им названия по мере нашего знакомства с ними. Предложение инженера было встречено единодушным одобрением. Остров лежал под ногами исследователей, как развёрнутая карта, и оставалось только дать названия всем этим выступам и выемкам, горам и долинам.

Гедеон Спилет тут же заносил на карту все принятые наименования. Прежде всего были записаны предложенные инженером названия бухт Вашингтона и Союза и горы Франклина. Он ведь и вправду похож на хвост пресмыкающегося, — сказал Герберт. Наб придумал очень удачное название: мыс действительно казался когтем того гигантского животного, каким представлялся весь остров в целом.

Возбуждённое воображение колонистов не замедлило окрестить реку, протекающую подле Камина, «рекой Благодарности»; островок, на который их выбросил аэростат, — «островком Спасения»; плоскогорье, высившееся над Камином, — «плоскогорьем Дальнего вида». Наконец непроходимому лесу, покрывавшему Змеиный полуостров, дали название «леса Дальнего Запада». Этим кончилась работа по наименованию важнейших частей острова. Позже, по мере новых открытий, перечень названий должен был пополняться.

Страны света инженер определил пока что приблизительно — по высоте и положению солнца. На следующий день он решил записать время восхода и захода солнца, чтобы, отметив положение солнца как раз в середине этого промежутка времени, точно определить страны света. Все сборы были закончены, и колонисты уже готовились тронуться в обратный путь, как вдруг Пенкроф вскричал: — Ну и разини же мы! Ведь его-то мы и забыли назвать!

Герберт хотел было предложить назвать остров именем инженера; все его товарищи одобрили бы эту мысль. Но Сайрус Смит просто сказал: — Назовём остров именем великого гражданина, борющегося теперь за единство американской республики. Назовём его именем Линкольна! В этот вечер, перед сном, колонисты вспоминали о своей далёкой родине.

Они говорили об ужасной войне, залившей всю страну кровью, о том, что правое дело — дело Севера — не может не восторжествовать, что рабовладельческий Юг не сможет долго сопротивляться таким вождям, как Грант и Линкольн. Беседа эта происходила 30 марта. Колонисты, конечно, не подозревали, что через шестнадцать дней страшное преступление будет совершено в Вашингтоне и Авраам Линкольн падёт от пули фанатика. Глава двенадцатая Проверка часов.

Обогнув кратер по узкому выступу гребня, колонисты спустились к первому ярусу горы и остановились на месте своего вчерашнего ночлега. Пенкроф предложил позавтракать. Гедеон Спилет и Сайрус Смит одновременно вынули часы из кармана. Тут-то и возникла мысль о проверке часов.

Часы Гедеона Спилета не пострадали от воды; это был великолепный хронометр, и журналист каждый вечер аккуратнейшим образом заводил его. Часы же инженера, естественно, остановились за то время, что он провёл среди дюн. Сайрус Смит завёл их и, определив по высоте солнца, что должно быть около девяти часов утра, перевёл стрелки. Гедеон Спилет хотел последовать его примеру, но инженер остановил его: — Не делайте этого, дорогой мой!

Ведь ваши часы поставлены по ричмондскому времени, не правда ли? Аккуратно заводите часы, но не прикасайтесь к стрелкам! Это нам пригодится. Колонисты позавтракали с таким аппетитом, что остатки дичи и миндаля были целиком уничтожены.

Но Пенкроф нисколько не был обеспокоен этим, зная, что можно будет пополнить запасы провизии по пути. Сайрус Смит предложил своим спутникам возвратиться в Камин другой дорогой. Он хотел вблизи осмотреть озеро Гранта, так эффектно окаймлённое зеленью. Колонисты стали спускаться по склону горы, по которому стекал питающий озеро ручеёк.

Говоря об острове, они называли его части только что придуманными собственными именами. Герберт — по молодости, Пенкроф — по свойственной ему восторженности — всё время упражнялись в этом. Колонисты условились не слишком отдаляться друг от друга. Несомненно, на острове водились и опасные хищники, поэтому следовало соблюдать осторожность.

Пенкроф, Герберт и Наб почти всё время шли впереди, сопровождаемые Топом, обыскивавшим каждый встречный куст. Гедеон Спилет и инженер шли рядом. Сайрус Смит всю дорогу молчал; он часто отходил в сторону, чтобы подобрать то кусочек минерала, то ветку растения. Всё это он молча опускал в карман.

Кругом росли только редкие кусты и деревья. Отряд вступил теперь на обширную лужайку, не менее мили в поперечнике, тянущуюся до опушки леса. Почва под ногами была жёлто-коричневая, пережжённая. Однако следов лавы, часто встречающихся в северной части острова, здесь не было заметно.

Сайрус Смит надеялся уже беспрепятственно достигнуть ручейка, который, по его мнению, должен был находиться под деревьями на краю лужайки, как вдруг он увидел, что шедший впереди Герберт поспешно возвращается, а Наб и Пенкроф притаились за скалами. Я скорее боюсь, чем желаю встречи с туземцами. Где Топ? Надо его позвать.

Инженер и журналист присоединились к своим спутникам и спрятались за скалами. Осторожно выглянув, они сразу заметили столбик ярко-жёлтого дыма, поднимавшегося в небо невдалеке. Топ, услышав лёгкий свист хозяина, тотчас же прибежал. Сделав своим товарищам знак не трогаться с места, инженер тихо исчез среди скал.

Колонисты с тревогой ждали исхода его разведки, как вдруг до них донёсся громкий голос инженера, который звал их. Они немедленно присоединились к нему. Резкий и неприятный запах ударил им в нос. По этому запаху инженер догадался об источнике замеченного дыма.

Здесь где-то есть серный источник, в котором мы, в случае нужды, отлично сможем лечить ларингиты [15]. Подойдя к месту, из которого выходил дым, они увидели бьющий из скалы ключ. Вода его издавала характерный запах сероводорода. Погрузив руку в воду, инженер отметил её густоту и маслянистость.

На вкус вода была чуть сладковатой. Герберт поинтересовался, каким образом инженер определил температуру. Погрузив руку в воду, я не ощутил ни жара, ни холода. Следовательно, вода нагрета до температуры человеческого тела, то есть до тридцати пяти — тридцати шести градусов по Цельсию.

Не нуждаясь в целебных свойствах серной воды, колонисты продолжали свой путь к уже близкой опушке леса. Как и предполагал Сайрус Смит, под первыми деревьями леса они наткнулись на ручеёк, кативший свои прозрачные воды среди крутых берегов, красная окраска которых говорила о насыщенности почвы окисью железа. Цвет почвы дал колонистам повод назвать ручеёк «Красным». Воды ручейка оказались пресными.

Следовательно, воды питаемого им озера должны быть годными для питья; таким образом, если бы удалось разыскать здесь пещеру, мало-мальски более удобную для жилья, чем Камин, у озера можно было бы поселиться. Окружающая колонистов растительность принадлежала к видам, распространённым в умеренной зоне Австралии и Тасмании. Хвойных деревьев, обильно растущих в уже осмотренной ими части острова, здесь не было. Деревья ещё не потеряли своей листвы, хотя в Южном полушарии апрель является осенним месяцем и соответствует октябрю в Северном.

Это были преимущественно казуарины. Группа австралийских кедров высилась посреди полянки, покрытой высокой травой. Но кокосовой пальмы, в изобилии растущей на других островах Тихого океана, здесь не было. Очевидно, широта острова была ниже зоны распространения пальм.

По редким веткам казуаринов порхали сотни птиц, быстрый полёт которых не давал возможности юному натуралисту Герберту распознать их породу. Всё это птичье население верещало, свистело, каркало, наполняя воздух оглушительным шумом. Внезапно из соседней чащи послышался особенно резкий и нестройный хор голосов. Колонисты услышали пение птиц, рычание зверей и какое-то бормотание, как будто напоминающее говор туземцев.

Наб и Герберт, забыв об осторожности, бросились в чащу на звуки голосов. К счастью, там оказались не туземцы и не хищные животные, а только с полдюжины фазанов-пересмешников. Несколько ловких ударов палки прекратили концерт и одновременно доставили колонистам вкусное жаркое на обед. В чаще Герберт заметил поразительно красивых голубей, крылья которых имели бронзовый отлив.

У некоторых были ярко окрашенные хохолки, у других — зелёные плюмажи. Однако попытки Герберта поймать хоть одну из этих птиц не увенчались успехом. Будь у колонистов ружьё, один выстрел дробью уложил бы десятки птиц. Но вместо ружья им приходилось пользоваться камнями и палками, а применение этих первобытных видов оружия требует огромной ловкости и длительных упражнений.

Колонисты особенно остро почувствовали недостаточность своего вооружения, когда увидели впереди стадо четвероногих, передвигавшихся огромными скачками. Большие животные прыгали так высоко и с такой лёгкостью, что казались окрылёнными. Стадо промелькнуло перед глазами колонистов и в мгновение ока скрылось из виду. Тщетно Сайрус Смит звал их обратно.

Ярые охотники пустились преследовать этих животных, подпрыгивающих с упругостью мячика. После пяти минут бега преследователи выбились из сил, а стадо исчезло в зарослях. Собаке посчастливилось не больше, чем людям. Можете ли вы изготовить их?

Я не сомневаюсь, что скоро вы будете так же искусно управляться с ними, как прирождённые австралийцы. Порох изобрели недавно, а война, к несчастью, так же стара, как род человеческий. Герберт, страстный естествоиспытатель, перевёл разговор на кенгуру: — Стадо, которое мы встретили, не так-то легко взять голыми руками. Это гигантские кенгуру с густой серой шерстью.

Сколько я помню, есть ещё чёрные и красные кенгуру, горные кенгуру и, наконец, кенгуру-крысы. Всего существует не менее дюжины разновидностей кенгуру. И как раз её-то у нас не будет сегодня вечером! Колонисты не могли не рассмеяться, услышав классификацию Пенкрофа.

Впрочем, старый моряк и не думал шутить. Он искренне был огорчён тем, что весь обед будет состоять из одних горных фазанов. Но судьба оказалась милостивой к нему. Топ, отлично понимавший, что его обед под угрозой, рыскал по сторонам с энергией, подстёгиваемой голодом.

Весьма возможно, что попадись ему в зубы какая-нибудь дичь, он и не подумал бы поделиться ею с охотниками. Но Наб не спускал с него глаз.

На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии. Сетевое издание «МК в Саратове» saratov.

Саратов, ул. Чернышевского, дом 203 оф.

Такая обида — сейчас машина придёт!

Я к вам 3 может быть 4 скоро в гости приеду… А ну, силы набралась за лето? Фильм по роману Л. Толстого «Война и мир», снятый кинорежиссёром С.

Бондарчуком, — шедевр 1 за который 2 любишь советские фильмы 3 и без 4 которого 5 отечественный и мировой кинематограф был бы неполон. Ребёнок имеет право быть тем 1 кто он есть 2 и 3 если мы хотим быть честными 4 то не надо ждать 5 чтобы он стал совершенным человеком По Я.

Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые. Сова ухнула 1 нарушив тишину ночного леса 2 и 3 захлопав своими 4 огромными крыльями 5 полетела во тьму. Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложениях должны стоять запятые.

Ой, зачем с войны безрадостной 4 сын 5 не возвращаешься? Из беды тебя я выручу, прилечу 6 орлицей быстрою... Отзовись 7 моя кровиночка!

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий