Втайне марта была против этих жульнических летучих обедов

3 Выпуск 1 Сезон. Смотри 3 марта 2024. На днях главный тренер «Зенита» Сергей Семак сообщил, что оставшиеся товарищеские матчи «сине-бело-голубых». Хоть сейчас — смерть приму! Возьмите вы нож, ударьте против сердца умру — не охну! Даже — с радостью, потому что — от чистой руки Наташа (уходит). ЕС решил начать военную операцию против йеменских хуситов для обеспечения безопасного судоходства в Красном море. Как передает со ссылкой на ТГ-каналы, Германия уже отправила к берегам Йемена фрегат «Гессен», на борту которого находится около 250 солдат. Частичная мобилизация в России — все новости по теме на сайте издания В Кремле объяснили продолжение действия указа о частичной мобилизации.

Король, дама, валет 2 стр.

Читать сочинение по русскому языку, культуре речи: "Король, дама, валет" Страница 5 Прогнозы специалистов из Гидрометцентра России говорят о необычно теплой погоде в конце зимы и начале весны этого года. Они представили свой свежий прогноз на февраль и март, отметив, что в эти периоды ожидаются существенные отклонения от обычного климата.
Реферат - Король, дама, валет - Литература, литературные произведения Расстроился ли, что мы с братом оказались в разных командах? Как здорово играть друг против друга, так же здорово было бы играть в одной команде. В целом отлично получилось, что мы в один сезон попали на Матч звёзд. В самом начале удалось сыграть друг против друга.
Практика заданий №16, 19, 20 Прогнозы специалистов из Гидрометцентра России говорят о необычно теплой погоде в конце зимы и начале весны этого года. Они представили свой свежий прогноз на февраль и март, отметив, что в эти периоды ожидаются существенные отклонения от обычного климата.
«Февраль и март будут аномальными». Синоптики сразили россиян новым прогнозом погоды На днях главный тренер «Зенита» Сергей Семак сообщил, что оставшиеся товарищеские матчи «сине-бело-голубых».
UzNews - Синоптики рассказали, каким будет март в этом году Первый и последний раз акимат Алматы давал разрешение на проведение женского марша 8 марта в 2021 году. Тогда, по разным оценкам, в марше участвовало около 1000 человек. Шествие стало самым многочисленным за пятилетнюю историю женских маршей в Казахстане.

Михаил Кулагин рассказал, каково ему было сыграть против брата на Матче звёзд Единой лиги

Вне солнцем освещенной страницы не существовало сейчас ничего. Он перевернул страницу, и весь мир, жадно, как игривая собака, ожидавший это мгновение, метнулся к нему светлым прыжком,-- но ласково отбросив его, Драйер опять замкнулся в книгу. То же резвое сияние было для Марты просто вагонной духотой. В вагоне должно быть душно; это так принято, и потому хорошо.

Жизнь должна идти по плану, прямо и строго, без всяких оригинальных поворотиков. Изящная книга хороша на столе в гостиной или на полке. В вагоне, для отвода скуки, можно читать какой-нибудь ерундовый журналишко.

Но эдак вкушать и впивать... Впрочем возможно, что он делает это нарочно, назло. Еще одна показная причуда.

Ну что ж, чуди, чуди. Хорошо бы сейчас вырвать у него эту книжку и запереть ее в чемодан... В это мгновение солнечный свет как бы обнажил ее лицо, окатил гладкие щеки, придал искусственную теплоту ее неподвижным глазам, с их большими, словно упругими, зрачками в сизом сиянии, с их прелестными темными веками, чуть в складочку, редко мигавшими, как будто она все боялась потерять из виду непременную цель.

Она почти не была накрашена; только в тончайших морщинках теплых, крупных губ сохла оранжевато-красная пыльца. И Франц, до сих пор таившийся за газетой в каком-то блаженном и беспокойном небытии, живший как бы вне себя, в случайных движениях и случайных словах его спутников, медленно стал расти, сгущаться, утверждаться, вылез из-за своей газеты и во все глаза, почти дерзко, посмотрел на даму. А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем.

Переход из третьего класса, где тихо торжествовало чудовище, сюда, в солнечное купе, представился ему, как переход из мерзостного ада, через пургаторий площадок и коридоров, в подлинный рай. Старичок кондуктор, давеча пробивший ему билет. Какая-то лубочно-благочестивая картина, испугавшая его в детстве, опять странно ожила.

Он обратил кондукторский щелк в звук ключа, отпирающего райский замок. Так, в мистерии, по длинной сцене, разделенной на три части, восковой актер переходит из пасти дьявола в ликующий парадиз. И Франц, отталкивая навязчивую и чем-то жутковатую грезу, стал жадно подыскивать приметы человеческие, обиходные, чтобы прервать наваждение.

Сама Марта ему помогла: глядя искоса в окно, она зевнула, дрогнув напряженным языком в красной полутьме рта и блеснув зубами. Потом замигала, разгоняя ударами ресниц щекочущую слезу. И Франца потянуло тоже к зевоте.

Марта на него взглянула и поняла по его зевоте, что он только что на нее смотрел. И сразу рассеялось болезненное блаженство, которое Франц недавно ощущал, глядя на мадоннообразный профиль. Он насупился под ее равнодушным лучом, и когда она отвернулась, мысленно сообразил, будто протрещал пальцем по тайным счетам, сколько дней своей жизни он отдал бы, чтобы обладать этой женщиной.

Резко хряснула дверь, и взволнованный лакей, точно предупреждая о пожаре, сунулся, рявкнул и метнулся дальше -- выкрикивать свою весть. Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов, за которые дерут втридорога, хотя дают дрянь, и это почти физическое ощущение лишней траты, смешанное с чувством, что кто-то надувает и, надувая, наживает, было так в ней сильно, что если б не тошный голод, она бы вовсе в столовый вагон не пошла. Сердито и смутно она позавидовала юнцу в очках, который при напоминании об обеде полез в карман пальто, висевшего рядом, и вытащил бутерброд.

Сама же встала, взяла сумку под мышку. Драйер нашел фиолетовую ленточку в книге, заложил страницу и, выждав секунды две, как будто не мог сразу перейти из одного мира в другой, легонько хлопнул себя по коленям и выпрямился. Он тотчас заполнил все купе: был он один из тех людей, которые, несмотря на средний рост и умеренную плотность, производят впечатление громоздкости.

Франц поджал ноги.

А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем. Переход из третьего класса, где тихо торжествовало чудовище, сюда, в солнечное купэ, представился ему как переход из мерзостного ада, через пургаторий [7] площадок и коридоров, в подлинный рай.

Старичок кондуктор, давеча пробивший ему билет и сразу исчезнувший, был, казалось ему, убог и полновластен, как апостол Петр. Какая-то лубочно-благочестивая картина, испугавшая его в детстве, опять странно ожила. Он обратил кондукторский щелк в звук ключа, отпирающего райский замок.

Так, в мистерии, по длинной сцене, разделенной на три части, восковой актер переходит из пасти дьявола в ликующий парадиз. И Франц, отталкивая навязчивую и чем-то жутковатую грезу, стал жадно подыскивать приметы человеческие, обиходные, чтобы прервать наваждение. Сама Марта ему помогла: глядя искоса в окно, она зевнула, дрогнув напряженным языком в красной полутьме рта и блеснув зубами.

Потом замигала, разгоняя ударами ресниц щекочущую слезу. И Франца потянуло тоже к зевоте. В ту минуту, как он, не справившись с силой, распиравшей нёбо, судорожно открыл рот, Марта на него взглянула и поняла по его зевоте, что он только что на нее смотрел.

И сразу рассеялось болезненное блаженство, которое Франц недавно ощущал, глядя на мадоннообразный профиль. Он насупился под ее равнодушным лучом и, когда она отвернулась, мысленно сообразил, будто протрещал пальцем по тайным счетам, сколько дней своей жизни он отдал бы, чтобы обладать этой женщиной. Резко хряснула дверь, и взволнованный лакей, точно предупреждая о пожаре, сунулся, рявкнул и метнулся дальше — выкрикивать свою весть.

Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов, за которые дерут втридорога, хотя дают дрянь, и это почти физическое ощущение лишней траты, смешанное с чувством, что кто-то надувает и, надувая, наживает, было так в ней сильно, что, если б не тошный голод, она бы вовсе в столовый вагон не пошла. Сердито и смутно она позавидовала юнцу в очках, который при напоминании об обеде полез в карман пальто, висевшего рядом, и вытащил бутерброд. Сама же встала, взяла сумку под мышку.

Драйер нашел фиолетовую ленточку в книге, заложил страницу и, выждав секунды две, как будто не мог сразу перейти из одного мира в другой, легонько хлопнул себя по коленям и выпрямился. Он тотчас заполнил все купэ: был он один из тех людей, которые, несмотря на средний рост и умеренную плотность, производят впечатление громоздкости. Франц поджал ноги.

Марта и за нею муж двинулись мимо него, вышли. Франц остался с серым бутербродом в опустевшем купэ. Он жевал и глядел в окно.

Поднимался по диагонали окна зеленый откос, заполнил окно доверху, затем, разрешив железный аккорд, грохнул сверху мост, и мгновенно зеленый скат пропал, распахнулся свободный вид, луга, ивы вдоль ручья, лиловатые гряды капусты. Франц проглотил последний кусок, поерзал, прикрыл глаза. Столица… В самом названии этой незнакомой еще столицы — в увесистом грохоте первого слога и в легком звоне второго — было для него что-то волнующее.

Экспресс уже как будто мчал его по знаменитому проспекту, обсаженному исполинскими древними липами, под которыми кипела цветистая толпа. Промчал экспресс мимо этих лип, пышно выросших из названия проспекта [8] , и влетел под огромную арку в перламутровых блестках. Дальше был увлекательный туман, где поворачивалась фотографическая открытка — сквозная башня в расплывчатых огнях на черном фоне.

Она исчезла, и в сияющем магазине, среди золоченых болванок, изображавших торсы, и чистых зеркал, и стеклянных прилавков, Франц разгуливал — в визитке, в полосатых штанах, в белых гетрах — и плавным движением руки направлял покупателей в нужные им отделы. Это уже была не совсем сознательная игра мысли, но еще не сон; и в тот миг, когда сон собрался его подкосить, Франц опять овладел собой, направил мысли по собственному усмотрению, оголил плечи даме, только что сидевшей у окна, прикинул — взволнован ли он? Туфелька свалилась, и Франц, нагнувшись за ней, пошатнулся, мягко нырнул в темную дремоту.

Он спал с разинутым ртом, так что были на его бледном лице три дырки: две блестящих — стекла очков, и одна черная — рот. Драйер это отметил, когда, час спустя, вернулся с женой из вагона-ресторана. Они молча переступили через протянутую мертвую ногу.

Марта положила сумку на откидной столик под окном, и никелевый глазок сумки сразу ожил, мелко заиграл зеленым блеском. Драйер закурил сигару. Обед оказался недурным, и Марта теперь не жалела, что пошла.

Цвет лица у нее как-то потеплел, прекрасные глаза были влажны, блестели свежо подмазанные губы; она улыбнулась, чуть обнажив резцы, и эта довольная, драгоценная улыбка медлила на ее лице несколько мгновений. Драйер глядел на жену, слегка прищурясь, наслаждаясь ее улыбкой, как неожиданным подарком, — но ни за что в мире он не показал бы этого. Когда улыбка исчезла, он отвернулся, подобно удовлетворенному зеваке, после того как уличный торговец поднял и снова положил на возок нечаянно рассыпавшиеся апельсины.

Франц вдруг подтянул ногу, но не проснулся. Поезд стал грубо тормозить. Проплыли красноватые стены, огромная труба, словно выложенная мозаикой, товарные вагоны, стоявшие на запасном пути; и затем в отделении потемнело: вокзал.

Марта, оставшись одна, откинулась в угол, посмотрела, зевнув, на мертвеца в очках, равнодушно подумала, что он сейчас съедет на пол. Драйер, гуляя по платформе, мимоходом поиграл пальцами по оконному стеклу, но жена больше не улыбнулась, — и, пыхнув дымом, он двинулся дальше. Шел он неторопливой, чуть подпрыгивающей походкой, заложив руки за спину и выпятив сигару.

Между прочим он подумал о том, что хорошо бы так прогуливаться под сводами незнакомого вокзала где-нибудь по пути в Андалузию, Багдад, Нижний Новгород… Можно хоть сегодня пуститься в путь: земной шар огромен и кругл, — и денег достаточно на пять, а то и больше, полных обхватов. Марта бы, впрочем, ни за что не поехала. Никак даже не скажешь ей: поедем, дела подождут.

Купить, что ли, газету; биржа, пожалуй, тоже любопытная вещь. И надо узнать, перелетел ли этот молодчик через океан? Америка, Мексико, Пальмовый Пляж.

Вот Вилли Грюн там побывал, звал с собой. Нет, ее не уломать… Где же, в сущности говоря, газетный лоток… Этот велосипед с завернутыми лапками сейчас так отчетлив, а забуду его навсегда, забуду, что смотрел на него, все забуду… И вот, багажный вагон тронулся, поплыл. Он не очень ловко вскочил на проплывавшую подножку и не сразу мог отворить дверь.

Посмеиваясь и глубоко дыша, он прошел один вагон, второй, третий. В предпоследнем коридоре учтиво отодвинулся, чтобы пропустить его, длинный господин. Драйер, мимоходом глянув на него, увидел лицо взрослого человека с носиком грудного младенца.

В следующем вагоне он отыскал свое купэ, опять переступил через мертвую ногу и тихонько сел. Марта, по-видимому, спала. Он развернул газету и вдруг заметил, что Марта глядит на него в упор.

Драйер дружелюбно ей покивал и окунулся в газету. Первая часть дороги — первая глава путешествия — всегда подробна и медлительна. Средние часы — дремотны, последние — скоры.

И вот Франц проснулся, пожевал губами. Его спутники спали. Свет в окне поблек, точно где-то потушили одну, две лампочки.

Он посмотрел на кисть, на часики под решеткой. Он спал очень долго. Отяжелели ноги, и во рту был препротивный вкус.

Тщательно вытерев стекла очков, он выбрался в коридор. И с этих пор время пошло быстро. Час спустя ожила и чета Драйер, лакей принес им кофе в толстых чашках, кофе было скверное.

Где-то потухли еще две-три лампочки. Потом, в сумерках, по окну стал тихонько потрескивать дождь, катились по стеклу струйки, останавливались неуверенно и снова быстро сбегали вниз. За окнами коридора под аспидной тучей тлел узкий, желтый закат.

И еще немного спустя электрический свет озарил отделение, и Марта долго смотрелась в зеркальце, скаля зубы, подтягивая верхнюю губу. Драйер, весь еще полный приятного тепла дремоты, посмотрел на потускневшее окно, на струйки, угловато сбегавшие по стеклу, подумал, что завтра воскресенье, что утром он поедет играть в теннис за который недавно принялся с жарким рвением пожилого человека и что нехорошо, если помешает дождь. Он спросил себя, сделал ли он успехи, бессознательно напряг правое плечо и тотчас вспомнил холеную, солнцем облитую площадку в тирольском городке и знаменитого, баснословного игрока, который пришел на состязание в белом пальто с полудюжиной ракет под мышкой, а затем медленно, с профессиональной плавностью снял и пальто, и шелковый шарф, и цветистый свэтер, — и, сверкнув по локоть обнаженной рукой, поддал звучно и с какой-то нечеловеческой точностью первый, пробный мяч.

Поезд, как бы уже попав в поле притяжения столицы, шел необыкновенно быстро. Стекла совсем потемнели, в них незаметно появились отражения, отблески. Мелькнула мимо огненная полоса встречного поезда и навеки оборвалась.

Франц, вернувшись в купэ, вдруг судорожно схватился за бок. И еще через час в смутном мраке появились далекие россыпи огней, бриллиантовые пожары. Вскоре Драйер встал; Франц, с холодком волнения в груди, встал тоже.

Драйер стал стаскивать чемоданы он очень любил совать их носильщику в окно ; Франц, поднявшись на цыпочки, стал стаскивать свой чемодан тоже. Оба мягко столкнулись спинами, и Драйер рассмеялся. Волнуясь и торопясь, Франц стал надевать пальто, не мог сразу попасть в рукав, нахлобучил зеленую свою шляпу и вышел в коридор.

Огней в темноте прибавилось, и вдруг, словно под самыми ногами, открылась улица с освещенным трамваем и пропала опять за мелькавшими стенами, которые кто-то быстро тасовал. Наконец разлился желтоватый свет, озарил тысячу рельс, ряды мокрых спящих вагонов, — и медленно, уверенно, плавно огромная железная полость вокзала втянула в себя сразу отяжелевший поезд. Франц вылез на платформу, в дымную сырость.

Проходя мимо покинутого вагона, он увидел своего светлоусого спутника, который, опустив стекло, звал носильщика. На мгновение он пожалел, что расстается навсегда с той прелестной, большеглазой дамой. Вместе с торопливой толпой он быстро пошел по длинной, длинной платформе, дрожащей рукой отдал контролеру билет и, мимо бесчисленных касс, реклам, расписаний, низких прилавков для багажа, вышел на волю.

Глава II Смутный золотистый свет, воздушная отельная перина… Опять — пробуждение, но, быть может, пробуждение еще не окончательное? Так бывает: очнешься и видишь, скажем, будто сидишь в нарядном купэ второго класса, вместе с неизвестной изящной четой, — а на самом деле это — пробуждение мнимое, это только следующий слой сна, словно поднимаешься со слоя на слой и все не можешь достигнуть поверхности, вынырнуть в явь. Очарованная мысль принимает, однако, новый слой сновидения за свободную действительность: веря в нее, переходишь, не дыша, какую-то площадь перед вокзалом и почти ничего не видишь, потому что ночная темнота расплывается от дождя, и хочешь поскорее попасть в призрачную гостиницу напротив, чтобы умыться, переменить манжеты и тогда уже пойти бродить по каким-то огнистым улицам.

Но что-то случается, мелочь, нелепый казус, — и действительность теряет вдруг привкус действительности; мысль обманулась, ты еще спишь; бессвязная дремота глушит сознание; и вдруг опять прояснение: смутный золотистый свет и номер в гостинице, название которой «Видэо» — написал тебе на листке знакомый лавочник, побывавший в столице. И все-таки, — кто ее знает, явь ли это, окончательная явь, или только новый обманчивый слой? Франц, еще лежа навзничь, близорукими, мучительно сощуренными глазами посмотрел на дымчатый потолок и потом в сторону — на сияющий туман окна.

И чтобы высвободиться из этой золотистой смутности, еще так напоминавшей сновидение, — он потянулся к ночному столику, нащупывая очки. И только прикоснувшись к ним, вернее, не к ним, а к бумажке, в которую они были завернуты, Франц вспомнил ту мелочь, тот нелепый казус… Войдя вчера в номер, осмотревшись, распахнув окно, за которым, однако, он увидел, вместо воображаемых огней, только темный двор и темное шумящее дерево, он содрал грязный, томивший шею воротник и, спеша, принялся мыть лицо. Очки он положил рядом с тазом, на доску умывальника, с краю.

Умывшись, он поднял таз, чтобы вылить его в ведро, и столкнул очки на пол. Одновременно он неловко шагнул в сторону, держа перед собой тяжелый, бушующий таз, и под каблуком зловеще хрустнуло. Восстановив все это в уме, Франц поморщился.

Что ж, надо отдать очки в починку; стекло, да и то треснувшее, осталось только в одной окружности. Мысленно он уже вышел из дому и бродил в поисках нужного магазина. Сперва — магазин, потом важное, страшноватое посещение.

И вспомнив, как мать настаивала, чтобы этот визит он сделал в первое же утро по приезде «…это будет как раз такой день, когда делового человека можно застать…» , Франц вспомнил и то, что нынче — воскресенье. Он цокнул языком и замер. Его охватило паническое чувство: без очков он все равно что слепой, а нужно пуститься в опаснейший путь, через незнакомый город.

Он вообразил хищные призраки автомобилей, которые вчера, на месте погрохатывая, теснились у вокзала, когда он, еще зрячий, но отуманенный сырой ночью, переходил площадь к гостинице. Так он и лег, не прогулявшись, не познакомившись со столицей в самую пору ее ночного сверкающего роения. Но просидеть весь день в номере, среди смутных, враждебных предметов, без дел дожидаясь понедельника, когда какой-нибудь магазин с вывеской в виде огромного синего пенснэ наконец откроется, — это было немыслимо.

Франц откинул перину и, босиком, осторожно прошлепал к окну. День был голубой, нежный, на диво солнечный; слева наползала бархатистая тень, и невозможно было понять, где кончается тень и где начинается расплывчато-оранжеватая листва дерева, заполнявшего двор. И было тихо-тихо, будто в осенней, погожей деревенской глуши.

Казалось теперь, что в комнате душная шумиха: раздраженный гул человеческих мыслей, гром отодвигаемого стула, под которым давно прячется от близоруких глаз необходимый ботинок, плеск воды, звон мелких монет, сдуру выпавших из кармана увертливого жилета; тяжелый, неохотный шорох чемодана, проехавшегося по полу в дальний угол, где уж не будет опасности опять об него споткнуться; — и казалось так шумно в комнате именно по сравнению с той солнечной, поразительной тишиной, хранимой, как дорогое вино, в холодной глубине двора. Наконец Франц преодолел все туманы, высмотрел шляпу, шарахнулся от зеркала, в которое чуть было не вошел, и шагнул к двери. Только его лицо так и осталось неодетым.

Осторожно сойдя вниз, он швейцару показал адрес на бесценной визитной карточке, и тот объяснил ему, в какой сесть автобус и где его ждать. Он вышел на улицу и сразу с головой погрузился в струящееся сияние. Очертаний не было; как снятое с вешалки легкое женское платье, город сиял, переливался, падал чудесными складками, но не держался ни на чем, а повисал, ослабевший, словно бесплотный, в голубом сентябрьском воздухе.

За ослепительной пустыней площади, по которой изредка с криком, новым, столичным, промахивал автомобиль, млели розоватые громады, и вдруг солнечный зайчик, блеск стекла, мучительно вонзался в зрачок. Франц дошел до угла, отыскал, щурясь, красный указатель остановки, неясный и зыбкий, как столб купальни, когда ныряешь под сваи, и сразу тяжелым, желтым миражем надвинулся автобус. Франц, наступив на чью-то мгновенно растаявшую ногу, схватился за поручень, и голос — очевидно, кондукторский — гаркнул ему в ухо: «Наверх!

Он с размаху сел на скамейку и в беспомощном негодовании стал озираться. Он плыл высоко-высоко над городом. Внизу, по улице, как медузы, скользили люди среди внезапно замершего автомобильного студня, — потом все это опять двигалось, и смутно-синие дома по одной стороне, солнечно-неясные — по другой текли мимо, как облака, незаметно переходящие в нежное небо.

Такой представилась Францу столица — призрачно-окрашенной, расплывчатой, словно бескостной, ничуть не похожей на его грубую провинциальную мечту. Чистый воздух свистел в уши, райскими голосами перекликались гудки, внезапно пахнуло прелой листвой, и одна смутноватая ветка чуть не задела Франца. Погодя он спросил у кондуктора, где ему вылезать; оказалось, что еще не скоро.

Он принялся считать остановки, чтобы лишний раз не спрашивать, — и мучительно старался различить улицы, по которым проезжал. Быстрота, воздушность, запах осени, головокружительная зеркальность того, что плыло мимо, — все сливалось в ощущение бесплотности, которое было так необыкновенно, что Франц нарочно дергал шеей, чтобы чувствовать твердую головку запонки, казавшуюся ему единственным доказательством его бытия. Наконец он доехал; замирая, сполз вниз по лесенке и вступил на тротуар.

Кто-то в уплывающих небесах — быть может, незамеченный сосед — крикнул ему: «Направо! Первый поворот напра —», Франц вздрогнул и, дойдя до угла, повернул. Тишина, и безлюдность, и солнечная зыбкость… Он терялся, таял в этой смутности, а главное, никак не мог найти номера на домах.

Он вспотел и ослаб. Наконец, завидя туманного прохожего, он подошел к нему, спросил, где пятый номер. Прохожий стоял совсем близко, и так странно падала лиственная тень на его лицо, и так все было смутно, что Францу вдруг показалось, что человек — тот самый, от которого он вчера бежал.

Почти наверное можно сказать, что это была лишь световая пятнистость, прихоть теней, — однако Францу стало так гадко, что он предпочел отвести глаза. Франц переправился через улицу, нашел калитку, нащупал кнопку звонка и нажал на нее. Калитка издала странный жужжащий звук.

Франц подождал немного и позвонил опять. Калитка опять зажужжала. Никто не приходил открывать.

За калиткой был зеленоватый туман сада, и в нем плавал дом, как неясное отражение в воде. Франц попробовал сам открыть калитку, но она заартачилась. Кусая губы, он позвонил снова и долго держал палец на кнопке.

Однообразное жужжание. Вдруг сообразив, в чем дело, он боком уперся в калитку, пока звонил, и она так сердито открылась, что он чуть не упал. Кто-то окликнул его: «Вам к кому?

Он прищурился, увидел белое лицо, темные гладкие волосы. Дама на него пристально глядела, стараясь понять, где это она уже видела его. У него были прозрачные от солнца уши и невинный лоб в мельчайших капельках пота у самых корней волос.

Внезапно воспоминание, как фокусник, надело на это склоненное лицо очки и сразу опять их сняло. Дама усмехнулась. Одновременно Франц, найдя карточку, поднял голову.

Я думал, что так как сегодня воскресенье —» Она посмотрела на карточку и опять усмехнулась: «Мой муж поехал играть в теннис. Он вернется к обеду.

Пожалуйста, уточните целевую аудиторию и состав публики. Нобелевскую премию присуждают за теорию, а не за теоретические труды оратора.

Жеманство или излишняя эмоциональность, разумеется, не уместны, иначе впечатления будут не в пользу оратора. Немаловажна и актуальность тематики. Вспомнился пример, когда одаренный специалист умудрился из 45 минут отведенного на доклад времени 35 минут зачитывать тексты, подчеркивая в них научные термины, на толкование и применение которых раньше, разумеется, времени не хватило. Допустим, последовательно расположенные факты и события, анекдоты и примеры подаются легко и свободно, но этого недостаточно.

У зрителя может возникнуть справедливый вопрос: где основная линия темы? В докладе должен присутствовать ориентир, ваша направленность на слушателя. Если не получается построить смысловую линию, то как аудитория сможет ее уловить? Например, можно предложить визуально представить структуру с указанием конкретного пункта, который вы в данный момент раскрываете.

Предлагая просмотреть какой-либо иллюстрирующий материал, представьте слушателям свой доклад в двух плоскостях зрительной и слуховой. Разумеется, от такой дурной привычки можно избавиться, хотя многие ораторы полагают, что, читая, они делают свой доклад неуязвимым. Чтение не только вредит динамике выступления, но и отключает мыслительный аппарат, плюс ко всему вызывает неодобрение публики. Вместо прочтения доклада было бы лучше раздать зрителям его копии: они тоже могут читать.

Говорите вы или читаете, слушателю необходимо пояснение. То же касается экранных презентаций. Изображение на экране должно дополняться или сопровождаться речью. Иногда возникает необходимость повторить сказанное.

Как правило, комментатору сюжета или другого предлагаемого для просмотра материала необходимо говорить быстрее, нежели обычному докладчику. Так или иначе, это не столь важно. Подчеркните ваши личные формулировки. Именно заключение — лучшая возможность подчеркнуть заинтересованность публики в данной теме.

Несправедливы те докладчики, которые не контролируют понимание присутствующих, неожиданно отходят от темы и снова к ней возвращаются, в то время как публика даже не осознала произошедшее. Вместо этого проведите параллель между вступлением и заключением, объясните людям, почему эта тема — ваша и на какие мысли и действия направлено заключительное обращение. Не потеряйтесь в деталях, не запутайтесь в подробностях. Лучше составьте развернутый план.

Доклад есть доклад. На вопросы, касающиеся деталей, можно ответить в обсуждении после выступления. Доклад должен раскрывать тему, а не формулировать. Хочет он того или нет, делая хороший доклад, оратор заставляет публику задуматься.

Услышанная информация забывается уже через короткий промежуток времени, а вот вызванные ею мысли остаются. Кстати, часто оказывается, что вы говорите в 7—8 раз быстрее, чем человек способен уловить передаваемую информацию. Можете проанализировать свой темп речи? Давайте слушателю возможность все обдумать.

Хороший шанс для этого возникает, когда оратор делает короткие паузы. Согласитесь, создать теплую атмосферу вначале общения намного легче, чем в дальнейшем пытаться что-либо изменить. Просто будьте добры к публике. Людям нравится, когда события или доклады, тезисы и эпизоды представлены образно.

Потому попытайтесь подготовить доклад или обращение так, чтобы полученную информацию было легко представить. Предложите присутствующим создать зрительные образы, которые помогут им прочувствовать ваш доклад. Вы говорите о связи теории и практики? Не забудьте упомянуть, что Пример не подходит?

Отлично, найдите свой образ. Пожалуйста, проанализируйте свои последние доклады. Что заставляло ваших слушателей скучать? У многих ораторов противоположное мнение: Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес 3. Типичные ошибки в оценке требуемой доходности по заемному капиталу 3. Типичные ошибки в оценке требуемой доходности по заемному капиталу При определении требуемой доходности по заемному капиталу следует руководствоваться следующими правилами, позволяющими избежать типичных ошибок. Пересчитывать дополнительные условия по 7.

Проблемы управления инвестиционной деятельностью и типичные ошибки 7. Проблемы управления инвестиционной деятельностью и типичные ошибки Первая группа проблем связана с ошибками в организации процесса инициации инвестиционных предложений и их рассмотрения. Отсутствует единый центр, занимающийся выработкой инвестиционной Типичные ошибки при проведении интервью Типичные ошибки при проведении интервью 1. Интервью не имеет четко поставленной цели критерии отбора строго не определены, при оценке кандидатов на одну и ту же вакансию применяются различные критерии.

Специалист по подбору кадров не обладает достаточным Типичные ошибки при пересылке резюме по электронной почте 14. Типичные ошибки в маркетинге консалтинговых услуг 14. Типичные ошибки в маркетинге консалтинговых услуг Каждому человеку свойственно заблуждаться, но упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу. Марк Тулий Цицерон Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Но и ничего не делать — ошибка. Эмиль Типичные ошибки при проведении промоакций Типичные ошибки при проведении промоакций Вопрос, который очень часто встает перед менеджерами по рекламе, — как выбрать промоагентство и можно ли доверить ему решение стоящих перед компанией задач. Для этого необходимо знать о подводных камнях, о которые разбилось Типичные ошибки при задавании вопросов Типичные ошибки при задавании вопросов Первая ошибка — после того как задается вопрос, не делается пауза. Ну подумайте сами, вы задаете вопрос и не предоставляете время на его ответ, начинаете сразу говорить что-то сами.

Здесь, на страничке для школьников 9 класса, мы предлагаем вам прочитать или бесплатно скачать оригинальный текст и задания с ответами по Русскому языку из Открытого банка заданий ФИПИ ГИА. С помощью этих заданий с решением и ответами вы можете в спокойной обстановке пройти тесты, написать эссэ, приготовиться реальному экзамену ОГЭ в школе и решить все задачи на 5-ку! После прохождения данных тестов, вы сами себе скажите, что я решу ОГЭ! Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов 1 за которые дерут втридорога 2 хотя кормят плохо 3 и это почти физическое ощущение лишней траты, смешанное с чувством 4 что кто-то, надувая, наживается на тебе 5 было в ней так сильно 6 что 7 если б не сильный голод 8 то она бы вовсе в вагон-ресторан не пошла.

ru-static.z-dn.netСравним византийскую икону и картину...

Драйер, гуляя по платформе, мимоходом поиграл пальцами по оконному стеклу, но жена больше не улыбнулась, — и, пыхнув дымом, он двинулся дальше. Шел он неторопливой, чуть подпрыгивающей походкой, заложив руки за спину и выпятив сигару. Между прочим он подумал о том, что хорошо бы так прогуливаться под сводами незнакомого вокзала где-нибудь по пути в Андалузию, Багдад, Нижний Новгород… Можно хоть сегодня пуститься в путь: земной шар огромен и кругл, — и денег достаточно на пять, а то и больше, полных обхватов. Марта бы, впрочем, ни за что не поехала. Никак даже не скажешь ей: поедем, дела подождут. Купить, что ли, газету; биржа, пожалуй, тоже любопытная вещь, И надо узнать, перелетел ли этот молодчик через океан? Америка, Мексике, Пальмовый Пляж.

Вот Вилли Грюн там побывал, звал с собой. Нет, ее не уломать… Где же, в сущности говоря, газетный лоток… Этот велосипед с завернутыми лапками сейчас так отчетлив, а забуду его навсегда, забуду, что смотрел на него, все забуду… И вот, багажный вагон тронулся, поплыл. Он не очень ловко вскочил на проплывавшую подножку и не сразу мог отворить дверь. Посмеиваясь и глубоко дыша, он прошел один вагон, второй, третий. В предпоследнем коридоре учтиво отодвинулся, чтобы пропустить его, длинный господин. Драйер, мимоходом, глянув на него, увидел лицо взрослого человека с носиком грудного младенца.

В следующем вагоне он отыскал свое купе, опять переступил через мертвую ногу и тихонько сел. Марта, по-видимому, спала. Он развернул газету и вдруг заметил, что Марта глядит на него в упор.

Драйер глядел на жену, слегка прищурясь, наслаждаясь ее улыбкой, как неожиданным подарком, — но ни за что в мире он не показал бы этого. Когда улыбка исчезла, он отвернулся, подобно удовлетворенному зеваке, после того, как уличный торговец поднял и снова положил на возок нечаянно рассыпавшиеся апельсины. Франц вдруг подтянул ногу, но не проснулся. Поезд стал грубо тормозить. Проплыли красноватые стены, огромная труба, словно выложенная мозаикой, товарные вагоны, стоявшие на запасном пути; и затем в отделении потемнело; вокзал. Марта, оставшись одна, откинулась в угол, посмотрела, зевнув, на мертвеца в очках, равнодушно подумала, что он сейчас съедет на пол.

Драйер, гуляя по платформе, мимоходом поиграл пальцами по оконному стеклу, но жена больше не улыбнулась, — и, пыхнув дымом, он двинулся дальше. Шел он неторопливой, чуть подпрыгивающей походкой, заложив руки за спину и выпятив сигару. Между прочим он подумал о том, что хорошо бы так прогуливаться под сводами незнакомого вокзала где-нибудь по пути в Андалузию, Багдад, Нижний Новгород… Можно хоть сегодня пуститься в путь: земной шар огромен и кругл, — и денег достаточно на пять, а то и больше, полных обхватов. Марта бы, впрочем, ни за что не поехала. Никак даже не скажешь ей: поедем, дела подождут. Купить, что ли, газету; биржа, пожалуй, тоже любопытная вещь, И надо узнать, перелетел ли этот молодчик через океан? Америка, Мексике, Пальмовый Пляж. Вот Вилли Грюн там побывал, звал с собой. Нет, ее не уломать… Где же, в сущности говоря, газетный лоток… Этот велосипед с завернутыми лапками сейчас так отчетлив, а забуду его навсегда, забуду, что смотрел на него, все забуду… И вот, багажный вагон тронулся, поплыл.

Он не очень ловко вскочил на проплывавшую подножку и не сразу мог отворить дверь.

В вагоне, для отвода скуки, можно читать какой-нибудь ерундовый журналишко. Но эдак вкушать и впивать… переводную новеллу, что ли, в дорогом переплете. Впрочем возможно, что он делает это нарочно, назло.

Еще одна показная причуда. Ну что ж, чуди, чуди. Хорошо бы сейчас вырвать у него эту книжку и запереть ее в чемодан… В это мгновение солнечный свет как бы обнажил ее лицо, окатил гладкие щеки, придал искусственную теплоту ее неподвижным глазам, с их большими, словно упругими, зрачками в сизом сиянии, с их прелестными темными веками, чуть в складочку, редко мигавшими, как будто она все боялась потерять из виду непременную цель. Она почти не была накрашена; только в тончайших морщинках теплых, крупных губ сохла оранжевато-красная пыльца.

И Франц, до сих пор таившийся за газетой в каком-то блаженном и беспокойном небытии, живший как бы вне себя, в случайных движениях и случайных словах его спутников, медленно стал расти, сгущаться, утверждаться, вылез из-за своей газеты и во все глаза, почти дерзко, посмотрел на даму. А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем. Переход из третьего класса, где тихо торжествовало чудовище, сюда, в солнечное купе, представился ему, как переход из мерзостного ада, через пургаторий площадок и коридоров, в подлинный рай. Старичок кондуктор, давеча пробивший ему билет и сразу исчезнувший, был, казалось ему, убог и полновластен, как апостол Петр.

Какая-то лубочно-благочестивая картина, испугавшая его в детстве, опять странно ожила. Он обратил кондукторский щелк в звук ключа, отпирающего райский замок. Так, в мистерии, по длинной сцене, разделенной на три части, восковой актер переходит из пасти дьявола в ликующий парадиз. И Франц, отталкивая навязчивую и чем-то жутковатую грезу, стал жадно подыскивать приметы человеческие, обиходные, чтобы прервать наваждение.

Сама Марта ему помогла: глядя искоса в окно, она зевнула, дрогнув напряженным языком в красной полутьме рта и блеснув зубами. Потом замигала, разгоняя ударами ресниц щекочущую слезу.

Музыканты со сцены с помощью этих композиций передают самые тёплые слова благодарности, восхищения и признательности и поздравляют с Международным женским днём! Продолжительность: 1 час 20 минут, 1 отделение Развернуть описание.

Владимир Владимирович Набоков. Король, дама, валет

В комнате было жарко, вокруг старенькой люстры с серыми, как грязный ледок, стекляшками кружились мухи, садясь все на то же место, что почему-то очень его смешило, и с комическим радушием протягивали свои плюшевые руки старые кресла, на одном из которых дремала злая обветшалая собачка. И на выжидательный, вопросительный вздох собеседницы он вдруг сказал, рассмеявшись, оживившись: "Ну что ж, пускай он поедет ко мне,--я его устрою... Она назвала это: "Наводнять дело бедными родственниками" -- но, в сущности говоря, какое же наводнение мог произвести один, всего один бедный родственник? Зная, что Лина жену пригласит, а жена не пойдет ни за что,-- он солгал, сказал Лине, что уезжает в тот же вечер. А потом, через неделю, на вокзале, когда они уже уселись в вагон, он вдруг из окна увидел Лину, Бог весть чем привлеченную на платформу. И жена ни за что не хотела, чтобы та заметила их, и, хотя ему очень понравилась мысль купить на дорогу корзиночку слив, он не высунулся из окна с легким "пест... Удобно одетый, совершенно здоровый, с туманом легких мыслей в голове, с мятным ветерком во рту, Драйер сидел, скрестив руки, и складки мягкой материи на сгибах как-то соответствовали мягким складкам его щек, и очерку подстриженных усов, и вееркам морщинок у глаз. И глядел он, слегка надув шею, слегка исподлобья, с чертиками в глазах, на зеленый вид, жестикулирующий в окне, на прекрасный профиль Марты, обведенный смешной солнечной каемкой, на дешевый чемодан молодого человека в очках, который читал газету в углу, у двери. Этого пассажира он обошел, пощупал, пощекотал долгим, но легким, ни к чему не обязывающим взглядом, отметил зеленый крап его галстучка, стоившего, разумеется, девяносто пять пфеннигов, высокий воротничок, а также манжеты и передок рубашки,-- рубашки, существующей впрочем только в идее, так как, судя по особому предательскому лоску, то были крахмальные доспехи довольно низкого качества, но весьма ценимые экономным провинциалом, который нацепляет их на суровую сорочку, сшитую дома.

Над костюмом молодого человека Драйер нежно загрустил, подумав о том, что покрой пиджаков трогателен своей недолговечностью и что этот синий в частую белую полоску костюм уже пять сезонов как исчез из столичных магазинов. В стеклах очков внезапно родились два встревоженных глаза, и Драйер отвернулся, поглатывая слюну с легким чмоканием. Марта сказала: -- Вообще происходит какая-то путаница. Муж вздохнул и ничего не ответил. Она хотела добавить что-то, но почувствовала, что молодой человек в очках прислушался,-- и, вместо слов, резким движением облокотилась на столик, оттянув кулаком щеку. Посидев так до тех пор, пока мелькание леса в окне не стало тягостным, она, с досадой, со скукой, медленно разогнулась, откинулась, прикрыла глаза. Сквозь веки солнце проникало сплошной мутноватой алостью, по которой вдруг побежали чередой светлые полосы -- призрачный негатив движущегося леса,-- и каким-то образом вмешалось в эту красноту, в это мелькание, медленно и близко поворачивающееся к ней, невыносимо веселое лицо мужа, и она, вздрогнув, открыла глаза. Но муж сидел сравнительно далеко и читал книжку в кожаном переплете.

Читал он внимательно, с удовольствием. Вне солнцем освещенной страницы не существовало сейчас ничего. Он перевернул страницу, и весь мир, жадно, как игривая собака, ожидавший это мгновение, метнулся к нему светлым прыжком,-- но ласково отбросив его, Драйер опять замкнулся в книгу. То же резвое сияние было для Марты просто вагонной духотой. В вагоне должно быть душно; это так принято, и потому хорошо. Жизнь должна идти по плану, прямо и строго, без всяких оригинальных поворотиков. Изящная книга хороша на столе в гостиной или на полке. В вагоне, для отвода скуки, можно читать какой-нибудь ерундовый журналишко.

Но эдак вкушать и впивать... Впрочем возможно, что он делает это нарочно, назло. Еще одна показная причуда. Ну что ж, чуди, чуди. Хорошо бы сейчас вырвать у него эту книжку и запереть ее в чемодан... В это мгновение солнечный свет как бы обнажил ее лицо, окатил гладкие щеки, придал искусственную теплоту ее неподвижным глазам, с их большими, словно упругими, зрачками в сизом сиянии, с их прелестными темными веками, чуть в складочку, редко мигавшими, как будто она все боялась потерять из виду непременную цель. Она почти не была накрашена; только в тончайших морщинках теплых, крупных губ сохла оранжевато-красная пыльца. И Франц, до сих пор таившийся за газетой в каком-то блаженном и беспокойном небытии, живший как бы вне себя, в случайных движениях и случайных словах его спутников, медленно стал расти, сгущаться, утверждаться, вылез из-за своей газеты и во все глаза, почти дерзко, посмотрел на даму.

А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем. Переход из третьего класса, где тихо торжествовало чудовище, сюда, в солнечное купе, представился ему, как переход из мерзостного ада, через пургаторий площадок и коридоров, в подлинный рай.

Как здорово играть друг против друга, так же здорово было бы играть в одной команде.

В целом отлично получилось, что мы в один сезон попали на Матч звёзд. В самом начале удалось сыграть друг против друга. Как мне изменение формата?

Казалось теперь, что в комнате душная шумиха: раздраженный гул человеческих мыслей, гром отодвигаемого стула, под которым давно прячется от близоруких глаз необходимый ботинок, плеск воды, звон мелких монет, сдуру выпавших из кармана увертливого жилета; тяжелый, неохотный шорох чемодана, проехавшегося по полу в дальний угол, где уж не будет опасности опять об него споткнуться; — и казалось так шумно в комнате именно по сравнению с той солнечной, поразительной тишиной, хранимой, как дорогое вино, в холодной глубине двора. Наконец Франц преодолел все туманы, высмотрел шляпу, шарахнулся от зеркала, в которое чуть было не вошел, и шагнул к двери. Только его лицо так и осталось неодетым. Осторожно сойдя вниз, он швейцару показал адрес на бесценной визитной карточке, и тот объяснил ему, в какой сесть автобус и где его ждать. Он вышел на улицу и сразу с головой погрузился в струящееся сияние. Очертаний не было; как снятое с вешалки легкое женское платье, город сиял, переливался, падал чудесными складками, но не держался ни на чем, а повисал, ослабевший, словно бесплотный, в голубом сентябрьском воздухе. За ослепительной пустыней площади, по которой изредка с криком, новым, столичным, промахивал автомобиль, млели розоватые громады, и вдруг солнечный зайчик, блеск стекла, мучительно вонзался в зрачок. Франц дошел до угла, отыскал, щурясь, красный указатель остановки, неясный и зыбкий, как столб купальни, когда ныряешь под сваи, и сразу тяжелым, желтым миражем надвинулся автобус. Франц, наступив на чью-то мгновенно растаявшую ногу, схватился за поручень, и голос — очевидно, кондукторский — гаркнул ему в ухо: «Наверх! Он с размаху сел на скамейку и в беспомощном негодовании стал озираться.

Он плыл высоко-высоко над городом. Внизу, по улице, как медузы, скользили люди среди внезапно замершего автомобильного студня, — потом все это опять двигалось, и смутно-синие дома по одной стороне, солнечно-неясные — по другой текли мимо, как облака, незаметно переходящие в нежное небо. Такой представилась Францу столица — призрачно-окрашенной, расплывчатой, словно бескостной, ничуть не похожей на его грубую провинциальную мечту. Чистый воздух свистел в уши, райскими голосами перекликались гудки, внезапно пахнуло прелой листвой, и одна смутноватая ветка чуть не задела Франца. Погодя он спросил у кондуктора, где ему вылезать; оказалось, что еще не скоро. Он принялся считать остановки, чтобы лишний раз не спрашивать, — и мучительно старался различить улицы, по которым проезжал. Быстрота, воздушность, запах осени, головокружительная зеркальность того, что плыло мимо, — все сливалось в ощущение бесплотности, которое было так необыкновенно, что Франц нарочно дергал шеей, чтобы чувствовать твердую головку запонки, казавшуюся ему единственным доказательством его бытия. Наконец он доехал; замирая, сполз вниз по лесенке и вступил на тротуар. Кто-то в уплывающих небесах — быть может, незамеченный сосед — крикнул ему: «Направо! Первый поворот напра —», Франц вздрогнул и, дойдя до угла, повернул.

Тишина, и безлюдность, и солнечная зыбкость… Он терялся, таял в этой смутности, а главное, никак не мог найти номера на домах. Он вспотел и ослаб. Наконец, завидя туманного прохожего, он подошел к нему, спросил, где пятый номер. Прохожий стоял совсем близко, и так странно падала лиственная тень на его лицо, и так все было смутно, что Францу вдруг показалось, что человек — тот самый, от которого он вчера бежал. Почти наверное можно сказать, что это была лишь световая пятнистость, прихоть теней, — однако Францу стало так гадко, что он предпочел отвести глаза. Франц переправился через улицу, нашел калитку, нащупал кнопку звонка и нажал на нее. Калитка издала странный жужжащий звук. Франц подождал немного и позвонил опять. Калитка опять зажужжала. Никто не приходил открывать.

За калиткой был зеленоватый туман сада, и в нем плавал дом, как неясное отражение в воде. Франц попробовал сам открыть калитку, но она заартачилась. Кусая губы, он позвонил снова и долго держал палец на кнопке. Однообразное жужжание. Вдруг сообразив, в чем дело, он боком уперся в калитку, пока звонил, и она так сердито открылась, что он чуть не упал. Кто-то окликнул его: «Вам к кому? Он прищурился, увидел белое лицо, темные гладкие волосы. Дама на него пристально глядела, стараясь понять, где это она уже видела его. У него были прозрачные от солнца уши и невинный лоб в мельчайших капельках пота у самых корней волос. Внезапно воспоминание, как фокусник, надело на это склоненное лицо очки и сразу опять их сняло.

Дама усмехнулась. Одновременно Франц, найдя карточку, поднял голову. Я думал, что так как сегодня воскресенье —» Она посмотрела на карточку и опять усмехнулась: «Мой муж поехал играть в теннис. Он вернется к обеду.

В странах Евросоюза антрахинон запрещен вследствие его канцерогенного действия", - заявил Кириллов. Самые интересные и важные новости ищите в нашем Telegram-канале и Viber. Также следите за нами в Дзен!

Изобретатель удостоен высокой наградой ошибка

МО РФ: ВСУ применяли отравляющие вещества против российских военных Хоть сейчас — смерть приму! Возьмите вы нож, ударьте против сердца умру — не охну! Даже — с радостью, потому что — от чистой руки Наташа (уходит).
Книга "Король, дама, валет". Страница 2 » 5) Официальная медицина выступает против самолечения и лечения непроверенными средствами.
Акимат Алматы разрешил пикет против своего же отказа в проведении женского марша 8 марта 7. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые). Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов (1) за которые дерут втридорога (2) хотя кормят плохо (3) и это почти физическое.

Король, дама, валет [1/13]

Муж вздохнул и ничего не ответил. Посидев так до тех пор, пока мелькание леса в окне не стало тягостным, она, с досадой, со скукой, медленно разогнулась, откинулась, прикрыла глаза. Но муж сидел сравнительно далеко и читал книжку в кожаном переплете. Читал он внимательно, с удовольствием. Вне солнцем освещенной страницы не существовало сейчас ничего. Он перевернул страницу, и весь мир, жадно, как игривая собака, ожидавший это мгновение, метнулся к нему светлым прыжком, — но, ласково отбросив его, Драйер опять замкнулся в книгу. То же резвое сияние было для Марты просто вагонной духотой. В вагоне должно быть душно; это так принято и потому хорошо.

Жизнь должна идти по плану, прямо и строго, без всяких оригинальных поворотиков. Изящная книга хороша на столе, в гостиной или на полке. Но эдак вкушать и впивать… переводную новеллу, что ли, в дорогом переплете. Впрочем, возможно, что он делает это нарочно, назло. Еще одна показная причуда. Ну что ж, чуди, чуди. Хорошо бы сейчас вырвать у него эту книжку и запереть ее в чемодан… В это мгновение солнечный свет как бы обнажил ее лицо, окатил гладкие щеки, придал искусственную теплоту ее неподвижным глазам, с их большими, словно упругими, зрачками в сизом сиянии, с их прелестными темными веками, чуть в складочку, редко мигавшими, как будто она все боялась потерять из виду непременную цель.

А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем. Переход из третьего класса, где тихо торжествовало чудовище, сюда, в солнечное купэ, представился ему как переход из мерзостного ада, через пургаторий площадок и коридоров, в подлинный рай. Старичок кондуктор, давеча пробивший ему билет и сразу исчезнувший, был, казалось ему, убог и полновластен, как апостол Петр. Он обратил кондукторский щелк в звук ключа, отпирающего райский замок. Так, в мистерии, по длинной сцене, разделенной на три части, восковой актер переходит из пасти дьявола в ликующий парадиз. Сама Марта ему помогла: глядя искоса в окно, она зевнула, дрогнув напряженным языком в красной полутьме рта и блеснув зубами. Потом замигала, разгоняя ударами ресниц щекочущую слезу.

И Франца потянуло тоже к зевоте. В ту минуту, как он, не справившись с силой, распиравшей нёбо, судорожно открыл рот, Марта на него взглянула и поняла по его зевоте, что он только что на нее смотрел. И сразу рассеялось болезненное блаженство, которое Франц недавно ощущал, глядя на мадоннообразный профиль. Он насупился под ее равнодушным лучом и, когда она отвернулась, мысленно сообразил, будто протрещал пальцем по тайным счетам, сколько дней своей жизни он отдал бы, чтобы обладать этой женщиной. Резко хряснула дверь, и взволнованный лакей, точно предупреждая о пожаре, сунулся, рявкнул и метнулся дальше — выкрикивать свою весть. Сердито и смутно она позавидовала юнцу в очках, который при напоминании об обеде полез в карман пальто, висевшего рядом, и вытащил бутерброд. Сама же встала, взяла сумку под мышку.

Драйер нашел фиолетовую ленточку в книге, заложил страницу и, выждав секунды две, как будто не мог сразу перейти из одного мира в другой, легонько хлопнул себя по коленям и выпрямился. Он тотчас заполнил все купэ: был он один из тех людей, которые, несмотря на средний рост и умеренную плотность, производят впечатление громоздкости. Франц поджал ноги. Марта и за нею муж двинулись мимо него, вышли. Франц остался с серым бутербродом в опустевшем купэ. Он жевал и глядел в окно. Поднимался по диагонали окна зеленый откос, заполнил окно доверху, затем, разрешив железный аккорд, грохнул сверху мост, и мгновенно зеленый скат пропал, распахнулся свободный вид, луга, ивы вдоль ручья, лиловатые гряды капусты.

Франц проглотил последний кусок, поерзал, прикрыл глаза. Экспресс уже как будто мчал его по знаменитому проспекту, обсаженному исполинскими древними липами, под которыми кипела цветистая толпа. Промчал экспресс мимо этих лип, пышно выросших из названия проспекта, и влетел под огромную арку в перламутровых блестках. Дальше был увлекательный туман, где поворачивалась фотографическая открытка — сквозная башня в расплывчатых огнях, на черном фоне. Она исчезла, и в сияющем магазине, среди золоченых болванок, изображавших торсы, и чистых зеркал, и стеклянных прилавков, Франц разгуливал — в визитке, в полосатых штанах, в белых гетрах — и плавным движением руки направлял покупателей в нужные им отделы. Это уже была не совсем сознательная игра мысли, но еще не сон; и в тот миг, когда сон собрался его подкосить, Франц опять овладел собой, направил мысли по собственному усмотрению, оголил плечи даме, только что сидевшей у окна, прикинул — взволнован ли он? Туфелька свалилась, и Франц, нагнувшись за ней, пошатнулся, мягко нырнул в темную дремоту.

Он спал с разинутым ртом, так что были на его бледном лице три дырки: две блестящих — стекла очков, и одна черная — рот. Они молча переступили через протянутую мертвую ногу. Марта положила сумку на откидной столик под окном, и никелевый глазок сумки сразу ожил, мелко заиграл зеленым блеском. Драйер закурил сигару. Обед оказался недурным, и Марта теперь не жалела, что пошла. Драйер глядел на жену, слегка прищурясь, наслаждаясь ее улыбкой, как неожиданным подарком, — но ни за что в мире он не показал бы этого. Когда улыбка исчезла, он отвернулся, подобно удовлетворенному зеваке, после того как уличный торговец поднял и снова положил на возок нечаянно рассыпавшиеся апельсины.

Франц вдруг подтянул ногу, но не проснулся. Поезд стал грубо тормозить.

Нет, целью борцов за демократию во всём мире, стоит побуждение общества России к осознанию неправильного пути Владимира Путина, за которым идут преданные и не очень граждане нашей необъятной. И эти цели скоро будут достигнуты, народ рад обманываться.

Но вечно?! И в последнее время становится уже не смешно от этих надоевших всем санкций. Четвертый фактор, похож на предыдущий. Экономика ухудшается.

Реальная экономика близка не к кризису, она близка к краху, как и власть Путина, благосостояние граждан катится вниз как с ледяной горки, бизнесмены сливаются на запад, продают активы в стране ещё тем, кто верит, что Россия великая, и этого будет достаточно, чтобы быть уверенным в успехе российской экономики. Вы скажете не драматизируй, нет ребята я не драматизирую, вам достаточно открыть канал РБК, единственный ТВ канал, который с хладнокровием как у Илона Маска, рассказывает всё в цифрах, и если для вас считать цифры, и анализировать не утомительно, а может даже, и интересно, то вы быстро сообразите, что из Рашки надо валить, что и делает сейчас молодое поколение. Потому-что в отличие от старшего поколения, которое тоже не против свалить из России, но у него нет средств на это, у молодых есть молодость и это, и есть их капитал для таких жизненных кардинальных планов. Да, и у них нет такого воспитания как у старшего поколения, где заграница всегда представлялась как бы за железным занавесом.

Короче народ начинает голодать и ищет лучшие места. Пятый фактор. Источники ответственные поддерживать геройский облик супергероя и любимчика народа, устали врать. Некоторые источники призванные убеждать что в России всё суперзамечательно, как делают, например Соловьёв или Скабеева, и другая масса псевдожурналистов, а по факту пропогандосов, Росстат и Левада-центр вонзили Царю нож в спину, это больно, но врать тяжело, и если у Соловьёва и Скабеевой компенсация стресса от вранья реализуется через отдых и проживание в загнивающей вонючей Европе, для которых Россия это лишь место, где можно издеваться и экспериментировать над умами крепостных, и ещё на этом неплохо зарабатывать, то нервы некоторых специалистов из Росстата и Левада центра не выдержали, и эти специалисты выпустили, как говорится пар.

И такая тенденция обещает крах в конце ледяной горки. И речь даже не пенсионной реформе, с которой, откровенно говоря, олигархи вместе с продажными чиновниками просто подставили Путина, а суть в ужасном и не эффективном управлении, и даже не в одной отрасли, а по всем направлениям в России. И здесь даже американцы не могут понять, как можно не догонять, что нахождение Путина на посту Президента, вредно и даже токсично для россиян. Путин это суперхироу на посту очередного мстителя западу за попытку уничтожить русский народ и его миссию колыбели человечества в истории.

Вообще не понятно, то Путин, супермен, то он великий шутник, то певец и супермодель, то он мировой скандалист, что с ним никто не хочет общаться, может ему просто жениться. Жениться, успокоиться и жить спокойно, например, на необитаемом острове?!

Она обратилась к президенту Казахстана и акиму Алматы с просьбой дать разрешение на проведение мероприятия. Контекст Первый и последний раз акимат Алматы давал разрешение на проведение женского марша 8 марта в 2021 году. Тогда, по разным оценкам, в марше участвовало около 1000 человек. Шествие стало самым многочисленным за пятилетнюю историю женских маршей в Казахстане.

Средняя температура поднимется выше средних показателей на три-пять градусов во многих регионах России. Особое внимание будет уделено «февральскому потеплению» в крупных городах, таких как Екатеринбург, Новосибирск, Нижний Новгород и Москва. Метеоролог Евгений Тишковец согласен с коллегами по прогнозу, хотя он ожидает небольшого увеличения температуры на полтора-два градуса. Он также предсказывает значительное количество снегопадов ближе к завершению зимы, особенно в регионе Центральной России.

Акимат Алматы разрешил пикет против своего же отказа в проведении женского марша 8 марта

Расставьте все недостающие знаки препинания: укажите цифру(-ы), на. месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые). Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов (1) за. Задание ОГЭ на тему: Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов (1) за которые дерут втридорога (2) хотя кормят плохо (3) и это почти физическое ощущение лишней траты, смешанное с чувством (4). К вaм нeт никaкoгo yвaжeния. Зaвeдy ceбe coбaкy, пoльзы бyдeт бoльшe, чeм oт пpoдaжныx бaб. Гoвopю нe пpo вcex. К вaм нeт никaкoгo yвaжeния. Зaвeдy ceбe coбaкy, пoльзы бyдeт бoльшe, чeм oт пpoдaжныx бaб. Гoвopю нe пpo вcex.

— Что расселась? Обед кто будет готовить? — спросила будущая свекровь. Что сделала Аня удивило всех

Остается прыжок. Кист осмотрелся, затем кивнул. Действительно, разбег был удобен: слегка покато он шел к трещине. Представь, что пропасти нет. Род снял с плеч мешок и перебросил его; так же поступил и Кист.

Теперь им не оставалось ничего другого, как следовать своему решению. Действуя сгоряча, чтобы предупредить приступ простительной трусости, он отошел, разбежался и, удачно поддав ногой, перелетел к своему мешку, брякнувшись плашмя грудью. В зените этого отчаянного прыжка Род сделал внутреннее усилие, как бы помогая прыгнувшему всем своим существом. Кист встал.

Он был немного бледен. Род медленно отошел на возвышение, рассеянно потер руки и, нагнув голову, помчался к обрыву. Его тяжелое тело, казалось, рванется с силой птицы. Когда он разбежался, а затем поддал, отделившись на воздух, Кист, неожиданно для себя, представил его срывающимся в бездонную глубину.

Это была подлая мысль — одна из тех, над которыми человек не властен. Возможно, что она передалась прыгавшему. Род, оставляя землю, неосторожно взглянул на Киста, — и это сбило его. Он упал грудью на край, тотчас подняв руку и уцепившись за руку Киста.

Вся пустота низа ухнула в нем, но Кист держал крепко, успев схватить падающего на последнем волоске времени. Еще немного — рука Рода скрылась бы в пустоте. Кист лег, скользя на осыпающихся мелких камнях по пыльному закруглению. Его рука вытянулась и помертвела от тяжести тела Рода, но, царапая ногами и свободной рукой землю, он с бешенством жертвы, с тяжелым вдохновением риска удерживал сдавленную руку Рода.

Род хорошо видел и понимал, что Кист ползет вниз.

Разделяют, что получилось, что нет, над чем надо работать, что можно ещё сделать. Да, информация может быть не самой объективной, если соперник слабый, но всё равно она есть. Начало в 19. Полное интервью — в свежем номере sport-weekend.

Погодя он спросил у кондуктора, где ему вылезать; оказалось, что еще не скоро. Он принялся считать остановки, чтобы лишний раз не спрашивать, — и мучительно старался различить улицы, по которым проезжал. Быстрота, воздушность, запах осени, головокружительная зеркальность того, что плыло мимо, — все сливалось в ощущение бесплотности, которое было так необыкновенно, что Франц нарочно дергал шеей, чтобы чувствовать твердую головку запонки, казавшуюся ему единственным доказательством его бытия. Наконец он доехал; замирая, сполз вниз по лесенке и вступил на тротуар. Кто-то в уплывающих небесах — быть может, незамеченный сосед — крикнул ему: «Направо! Первый поворот напра —», Франц вздрогнул и, дойдя до угла, повернул. Тишина, и безлюдность, и солнечная зыбкость… Он терялся, таял в этой смутности, а главное, никак не мог найти номера на домах. Он вспотел и ослаб. Наконец, завидя туманного прохожего, он подошел к нему, спросил, где пятый номер. Прохожий стоял совсем близко, и так странно падала лиственная тень на его лицо, и так все было смутно, что Францу вдруг показалось, что человек — тот самый, от которого он вчера бежал. Почти наверное можно сказать, что это была лишь световая пятнистость, прихоть теней, — однако Францу стало так гадко, что он предпочел отвести глаза. Франц переправился через улицу, нашел калитку, нащупал кнопку звонка и нажал на нее. Калитка издала странный жужжащий звук. Франц подождал немного и позвонил опять. Калитка опять зажужжала. Никто не приходил открывать. За калиткой был зеленоватый туман сада, и в нем плавал дом, как неясное отражение в воде. Франц попробовал сам открыть калитку, но она заартачилась. Кусая губы, он позвонил снова и долго держал палец на кнопке. Однообразное жужжание. Вдруг сообразив, в чем дело, он боком уперся в калитку, пока звонил, и она так сердито открылась, что он чуть не упал. Кто-то окликнул его: «Вам к кому? Он прищурился, увидел белое лицо, темные гладкие волосы. Дама на него пристально глядела, стараясь понять, где это она уже видела его. У него были прозрачные от солнца уши и невинный лоб в мельчайших капельках пота у самых корней волос. Внезапно воспоминание, как фокусник, надело на это склоненное лицо очки и сразу опять их сняло. Дама усмехнулась. Одновременно Франц, найдя карточку, поднял голову. Я думал, что так как сегодня воскресенье —» Она посмотрела на карточку и опять усмехнулась: «Мой муж поехал играть в теннис. Он вернется к обеду. А ведь мы уже встречались…» «Виноват? Позже, вспоминая эту встречу, марево сада, хрустящий гравий, солнечно-пестрое платье, — он часто недоумевал — как это он сразу не узнал ее? Правда, он был беспомощно близорук, правда, он ее раньше не видел без шляпы и, вероятно, не ожидал, что у нее такая голова — пробор посередке и сзади шиньон единственное, кстати сказать, в чем Марта не следовала моде , — все же не так-то просто было объяснить, как это он мог долго-долго дураком стоять перед ней и не понимать, к чему она клонит. Ему казалось потом, что в то утро он попал в смутный и неповторимый мир, существовавший один короткий воскресный день, мир, где все было нежно и невесомо, лучисто и неустойчиво. В этом сне могло случиться все что угодно: так что и впрямь оказывается, что Франц в то утро, в отельной постели, не проснулся действительно, а только перешел в новую полосу сна. Марта в бесплотном сиянии его близорукости нисколько не была похожа на вчерашнюю даму, которая позевывала, как тигрица. Зато мадоннообразное в ее облике, примеченное им вчера в полудремоте и снова утраченное, — теперь проявилось вполне, как будто и было ее сущностью, ее душой, которая теперь расцвела перед ним без примеси, без оболочки. Он не мог бы в точности сказать, — нравится ли ему эта туманная дама: близорукость целомудренна. Но, кроме всего, она оказалась женой человека, от которого зависела вся его дальнейшая судьба; женой человека, из которого ему было сказано выжать все, что только возможно, — и тем самым она стала выше, отдаленнее, недоступнее, даром что он познакомился с ней. Следуя за Мартой по дорожке к дому, он слегка размахивал руками и, второпях, мучась желанием поскорее расположить ее к себе, говорил о том, какое это неожиданное, удивительное, небывалое и очень, очень приятное совпадение. Сбоку от крыльца на мураве стоял огромный полотняный зонт, и под ним — столик и несколько плетеных кресел. Марта села, Франц, улыбаясь и щурясь, сел рядом. Она решила, что ошеломила его совершенно видом небольшого, но очень дорогого сада, где, между прочим, было и персиковое деревцо, и плакучая ива, и серебристые елочки, и какая-то патентованная яблоня, и магнолия, и банан, уже завернутый в рогожку… То, что сад для Франца только зеленоватое марево, ей просто в голову не пришло, хотя она заметила, как беспомощно он близорук. Приятно принимать его так изящно в саду, приятно поражать невиданным богатством, но особенно приятно будет показывать ему комнаты в особняке и выслушивать рокот его почтительного восхищения.

Ну что ж, чуди, чуди. Хорошо бы сейчас вырвать у него эту книжку и запереть ее в чемодан… В это мгновение солнечный свет как бы обнажил ее лицо, окатил гладкие щеки, придал искусственную теплоту ее неподвижным глазам, с их большими, словно упругими, зрачками в сизом сиянии, с их прелестными темными веками, чуть в складочку, редко мигавшими, как будто она все боялась потерять из виду непременную цель. Она почти не была накрашена; только в тончайших морщинках теплых, крупных губ сохла оранжевато-красная пыльца. И Франц, до сих пор таившийся за газетой в каком-то блаженном и беспокойном небытии, живший как бы вне себя, в случайных движениях и случайных словах его спутников, медленно стал расти, сгущаться, утверждаться, вылез из-за своей газеты и во все глаза, почти дерзко, посмотрел на даму. А ведь только что его мысли, всегда склонные к бредовым сочетаниям, сомкнулись в один из тех мнимо стройных образов, которые значительны только в самом сне, но бессмысленны при воспоминании о нем. Переход из третьего класса, где тихо торжествовало чудовище, сюда, в солнечное купе, представился ему, как переход из мерзостного ада, через пургаторий площадок и коридоров, в подлинный рай. Старичок кондуктор, давеча пробивший ему билет. Какая-то лубочно-благочестивая картина, испугавшая его в детстве, опять странно ожила. Он обратил кондукторский щелк в звук ключа, отпирающего райский замок. Так, в мистерии, по длинной сцене, разделенной на три части, восковой актер переходит из пасти дьявола в ликующий парадиз. И Франц, отталкивая навязчивую и чем-то жутковатую грезу, стал жадно подыскивать приметы человеческие, обиходные, чтобы прервать наваждение. Сама Марта ему помогла: глядя искоса в окно, она зевнула, дрогнув напряженным языком в красной полутьме рта и блеснув зубами. Потом замигала, разгоняя ударами ресниц щекочущую слезу. И Франца потянуло тоже к зевоте. В ту минуту, как он, не справившись с силой, распиравшей нёбо, судорожно открыл рот. Марта на него взглянула и поняла по его зевоте, что он только что на нее смотрел. И сразу рассеялось болезненное блаженство, которое Франц недавно ощущал, глядя на мадоннообразный профиль.

Mic’d up: Миронов и Джиошвили в матче против ХК «Динамо-Минск»

-PAGE_BREAK--Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов, за которые дерут втридорога, хотя дают дрянь, и это почти. Дистанционное электронное голосование организуют в 29 субъектах РФ. В Херсонской области будет организовано досрочное голосование – оно пройдет с 27 февраля по 3 марта. Втайне Марта была против этих жульнических, летучих обедов (1) за которые дерут втридорога (2) хотя кормят плохо (3) и это почти физическое ощущение лишней траты, смешанное с чувством (4) что кто-то, надувая, наживается на тебе (5) было в ней так сильно (6). Частичная мобилизация в России — все новости по теме на сайте издания В Кремле объяснили продолжение действия указа о частичной мобилизации. наречия пишутся слитно. Итак - обобщение, поэтому слитно в таком значении; наконец - наречие слитно. Вслед - наречие слитно; по этому - указательное местоимение с предлогом пишется раздельно. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы.

Подарок Путина перед выборами: что ждёт неработающих пенсионеров с 1 марта 2024 года

Зимой следующего года во двор фермы вошел прилично заменить Он сообщил, что в июне прошлого года в районе Работино Запорожской области против российских военнослужащих был применен беспилотник с пластиковой емкостью, содержащей смесь хлорацетофенона с хлорпикрином.
Подарок Путина перед выборами: что ждёт неработающих пенсионеров с 1 марта 2024 года — В чем дело, Ань? — хмурился Боря, когда она после свиданий вновь и вновь просила проводить ее в общежитие. — Мои родители против сожительства. Я воспитана в традиционной семье.

Король, дама, валет - реферат

Расстроился ли, что мы с братом оказались в разных командах? Как здорово играть друг против друга, так же здорово было бы играть в одной команде. В целом отлично получилось, что мы в один сезон попали на Матч звёзд. В самом начале удалось сыграть друг против друга. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы. ЕС решил начать военную операцию против йеменских хуситов для обеспечения безопасного судоходства в Красном море. Как передает со ссылкой на ТГ-каналы, Германия уже отправила к берегам Йемена фрегат «Гессен», на борту которого находится около 250 солдат.

Читать сочинение по русскому языку, культуре речи: "Король, дама, валет" Страница 5

ВКР по геометрии 8 класс ответы и задания. Возможные варианты для устного собеседования 9 класс ОГЭ 13 марта 2019. Вот что с восторгом воскликнул Иван Васильевич готовые сочинения. Расстроился ли, что мы с братом оказались в разных командах? Как здорово играть друг против друга, так же здорово было бы играть в одной команде. В целом отлично получилось, что мы в один сезон попали на Матч звёзд. В самом начале удалось сыграть друг против друга. День весеннего равноденствия естественно происходит весной. Обычно это 20 марта. После этого, чем ближе лето, тем длиннее становится день. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы. Прогнозы специалистов из Гидрометцентра России говорят о необычно теплой погоде в конце зимы и начале весны этого года. Они представили свой свежий прогноз на февраль и март, отметив, что в эти периоды ожидаются существенные отклонения от обычного климата. купить билеты на концерт в Красноярске. Малый концертный зал им. ра 09 марта 2024, 19:00.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий