Поэтому 25 февраля 1730 г. они явились во дворец и при поддержке офицеров гвардии предложили государыне «всемилостивейше принять самодержавство». Анна в ответ приказала принести подписанные ею кондиции и в присутствии всех разорвала их, что означало ликвидацию ее подписи под документом. Таким образом, 25 февраля 1730 г. был совершен очередной, третий, дворцовый переворот. Происходило это примерно во второй половине марта 1727 года.
Гвардейцы, наоравшие самодержавие
25 февраля 1730 г. имеют особое значение в российской истории: утвержденная Петром I императорская власть была ограничена, что могло бы в случае успеха попытки стать важным фактором дальнейшей истории. Непосредственно автором «Кондиций» был «птенец гнезда Петрова» князь Дмитрий Голицын. Анна Иоанновна действительно сначала подписала «Кондиции». Это произошло 25 января 1730 года в Митаве (ныне Елгава в Латвии). Российская императрица Анна Иоанновна родилась в Москве 8 февраля (28 января по старому стилю) 1693 года. Она была средней дочерью царя Иоанна Алексеевича и Прасковьи Федоровны (урожденной Салтыковой).
Задание Skysmart
Поэтому она по приезде в Москву кондиции подписала 15 февраля 1730 года. Однако уже 25 февраля после поданной челобитной фельдмаршалом Иваном Трубецким от лица 166 дворян, она кондиции разорвала и монархия восстановилась. В Россию она вернулась только в 1730 году по приглашению на российский престол. Но её власть была ограниченна, Верховный совет составил для неё Кондиции, и вся власть была практически у Совета. 9 сентября 1727 года — низложение Александра Меншикова. Его отправка в ссылку в Берёзово. Второй дворцовый переворот. 25 февраля 1730 года — начало правления Анны Иоанновны. Это произошло в 1764 году. Антон Ульрих скончался в ссылке в Холмогорах в 1776-м. В Россию она вернулась только в 1730 году по приглашению на российский престол. Но её власть была ограниченна, Верховный совет составил для неё Кондиции, и вся власть была практически у Совета.
Анна Иоанновна. Правление. Биография императрицы
Переворот 1741 года. Воцарение Елизаветы Петровны Елизавета Петровна. Дворцовый переворот. Переворот был быстрым и бескровным.
В ночь на 25 ноября 6 декабря 1741 года Елизавета вместе с графом Воронцовым, лейб-медиком Лестоком и своим учителем музыки Шварцем сказав: Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною! Как вы служили отцу моему, так и мне послужите верностью вашей!
Елизавета не встретила никакого сопротивления и вместе с 308 верными гвардейцами провозгласила себя новой императрицей.
Он никогда не был конюхом Анны, как иногда утверждали, скоро стал управляющим одного из имений, а в 1727 году полностью заменил Бестужева. Ходили слухи, что младший сын Бирона Карл Эрнст родился 11 октября 1728 года являлся на самом деле его сыном от Анны.
Никаких прямых доказательств этому нет. Существуют только косвенные свидетельства, говорящие о большой привязанности Анны к этому ребёнку. Когда Анна Иоанновна отправилась в январе 1730 года из Митавы в Москву на царство, она взяла Карла Эрнста с собой, хотя сам Бирон с семейством остался в Курляндии.
Анна была настолько привязана к ребёнку, что он до возраста десяти лет постоянно спал в кроватке, которую ставили ему в опочивальне императрицы. Вступление на престол По воле Верховного тайного совета 19 30 января 1730 года в Лефортовском дворце скончался император Пётр II[30]. Смерть юного императора стала тяжёлым ударом по клану князей Долгоруких, которые к этому времени достигли пика своего могущества.
Именно на 19 30 января была назначена свадьба императора и княжны Екатерины Алексеевны Долгоруковой, что должно было окончательно закрепить власть рода Долгоруковых в России, но за день до свадьбы всем стало ясно, что император умирает. В отчаянной попытке удержать власть Долгоруковы решились на подделку завещания императора. По их замыслу, князь Иван Алексеевич Долгоруков, бывший близким другом монарха, должен был подать императору на подпись составленное Долгоруковыми завещание, по которому права на престол передавались невесте императора, княжне Екатерине Долгоруковой.
Во исполнение этого плана князь Иван всю ночь не отходил от постели умирающего, но император умер не приходя в сознание. Тогда Долгоруковы решились на крайний шаг — они подделали подпись императора. Сразу после смерти Петра II члены Верховного тайного совета собрались в «особую камору», рядом с покоями монарха, и заперлись на ключ.
Вице-канцлер барон Андрей Остерман, несмотря на настойчивые приглашения, хотя и находился во дворце, уклонился от обсуждения. Главную роль в Совете уже давно играли два человека — честолюбивый и тщеславный князь Алексей Григорьевич Долгоруков и князь Дмитрий Михайлович Голицын[34]. На правах старшего заседание открыл князь Дмитрий Голицын.
Долгоруковы сразу предъявили поддельное завещание, но были просто осмеяны Голицыными, и весь план Долгоруковых рухнул. Императрица Екатерина I, передавая трон 12-летнему Петру Алексеевичу, прозорливо предусмотрела и возможность смерти императора до достижения совершеннолетия. Пункт восьмой Тестамента императрицы от апреля 1727 года гласил: «Ежели великий князь без наследников преставитьца, то имеет по нем право наследования цесаревна Анна со своими десцендентами потомками , по ней цесаревна Елизавета и ея десценденты…».
Верховный тайный совет в 1727 году признал Тестамент Екатерины, но в январскую ночь 1730 года Совет, состоявший из природных русских аристократов, решил забыть про завещание какой-то «лифляндской портомои». Инициативу на заседании взял князь Дмитрий Голицын, который предложил обратиться к потомству царя Ивана V: «Поскольку мужская линия этого дома полностью прервалась в лице Петра II, нам ничего не остаётся, как обратиться к женской линии и выбрать одну из дочерей царя Ивана — ту, которая более всего нам подойдёт». Голицын сам назвал и имя новой государыни.
По его мнению, самым подходящим кандидатом была вдовствующая герцогиня Курляндская Анна: «Она ещё в брачном возрасте и в состоянии произвести потомство, она рождена среди нас и от русской матери, в старой хорошей семье, мы знаем доброту её сердца и прочие её прекрасные достоинства, и по этим причинам я считаю её самой достойной, чтобы править нами». В это время, услышав радостные крики, в комнату поспешил вице-канцлер барон Андрей Остерман, начавший стучать в двери, тоже крича «Виват! Об этом решении он вскоре пожалел.
Когда Верховники впустили его и усадили за стол, оказалось, что князь Дмитрий Голицын ещё не закончил свою речь. Голицын предложил то, что сначала вызвало изумление у всех присутствующих. Он предложил ограничить власть императрицы, «набросить намордник на спящего тигра» и «воли себе прибавить».
Опытный дипломат князь Василий Лукич Долгоруков поначалу выразил сомнение, спросив Голицына: «Хоть и зачнём, да не удержим? Согласившись с Голицыным, Верховники попытались уговорить Остермана составить текст, но осторожный Остерман отказался, сославшись на то, что он человек пришлый и не ему в такие важные дела вмешиваться. За ночь члены Совета всё-таки закончили черновик и разъехались по домам.
На утро в Мастерской палате Кремля было назначено чрезвычайное собрание всех высших чинов государства. Князь Дмитрий Михайлович Голицын и князь Василий Лукич Долгоруков, одни из лидеров Верховного тайного совета Утром на собрании в Кремле члены Совета объявили собравшимся про избрание Анны, «не воспоминая никаких к тому кондиций и договоров, но просто требуя народного согласия», которое они и получили с «великой радостью». План был прост: Верховники собирались подписать Кондиции у Анны, ссылаясь на волю «общества», а потом представить это «обществу» как свершившийся факт.
По существу, Верховный тайный совет задумал олигархический переворот, в результате которого вся власть должна была сосредоточиться в руках представителей двух аристократических «фамильных» родов. Для усиления своих позиций Верховники даже сами ввели в состав Совета двух новых членов — фельдмаршалов князей Василия Владимировича Долгорукова и Михаила Михайловича Голицына. Стараясь обеспечить максимальную тайну, Верховный тайный совет приказал всем заставам всех пускать и никого не выпускать из Москвы.
Секретность была такой, что даже не послали в города извещения о смерти императора Петра II. Но сохранить тайну не удалось: вслед за делегацией Верховников в Митаву отправились три гонца — от Павла Ягужинского, графа Рейнгольда Левенвольде за которым стоял Остерман и Феофана Прокоповича. Гонцы стремились известить герцогиню про коварную «затейку» Верховного тайного совета.
Раньше всех, опередив Верховников, в Митаву прибыл гонец от Левенвольде. Отъезд новой императрицы в Москву был назначен на 29 января 9 февраля , а вперёд был послан генерал-майор Михаил Леонтьев, который вернулся в Москву 1 12 февраля. Но вернулся Леонтьев уже не в тот город, из которого выезжал.
Сразу после объявления о провозглашении Анны императрицей дворяне стали сплачиваться в кружки, которые собирались тайно по ночам[44]. В своём стремлении к власти Верховники решили не считаться не только с интересами дворянства шляхетства , но и с интересами ряда представителей крупной родовой аристократии. Так, богатейший человек России князь Алексей Черкасский и фельдмаршал князь Иван Трубецкой, хотя и находились 19 января в Лефортовском дворце, но приглашены на Совет не были.
Как вспоминал про это время Феофан Прокопович: «Куда ни придёшь, к какому собранию ни пристанешь, не ино что было слышать, только горестныя нарекания на осмеричных оных затейников восемь членов Верховного тайного совета — все их жестоко порицали, все проклинали необычайное их дерзновение, ненасытное лакомство и властолюбие». Постепенно оформились две основные группы — сторонников дворянских шляхетских вольностей князь Черкасский, Татищев и другие и сторонников восстановления абсолютной власти монарха князья Кантемир, Трубецкой, Юсупов и другие. Князь Алексей Михайлович Черкасский и Василий Никитич Татищев, одни из лидеров дворянской шляхетской «партии» 2 13 февраля в Кремле открылось расширенное заседание Совета, куда по особым повесткам были приглашены высшие чиновники и военные «по бригадира».
На заседании были зачитаны письмо Анны и Кондиции. В письме Анна сообщала: «пред вступлением моим на российский престол, по здравому разсуждению, изобрели мы запотребно … какими способы мы то правление вести хощем, и, подписав нашею рукою, послали в Верховный тайный совет». Когда Кондиции зачитали, то в зале наступило неловкое молчание.
Как вспоминал Феофан Прокопович, «которые вчера великой от сего собрания пользы надеялись, опустили уши, как бедные ослики, шептания во множестве оном пошумливали, а с негодованием откликнуться никто не посмел, и нельзя было не бояться, понеже в палате оной, по переходам, в сенях и избах многочинно стояло вооружённого воинства, и дивное было всех молчание, сами господа верховные тихо нечто один с другим пошептывали и, остро глазами посматривая, притворялись, будто бы и они, яко неведомой себе и нечаянной вещи, удивляются». Тогда князь Дмитрий Голицын попытался расшевелить собрание. Он громко и восторженно заявил, что это сам Господь подвигнул Анну на благое дело, что все присутствующие, «как дети отечества, будут искать общей пользы и благополучия государству».
Но собрание продолжало молчать. В этот момент вперед вышел князь Черкасский, который потребовал, «чтоб ему и прочей братии дано было время поразсуждать о том свободно». Верховники согласились, рассудив, что так, в разговорах, удастся «выпустить пар» в обществе.
Узнав о тайных сборах дворян, члены Верховного тайного совета начали угрожать непослушным репрессиями. На 6 17 — 7 18 февраля члены Совета собирались представить собранию проект государственного устройства, разработанный князем Дмитрием Голицыным, но уже 5 16 февраля в Совет был подан проект, разработанный в кружке Черкасского-Татищева. Этот проект был разработан Василием Никитичем Татищевым.
Человек незаурядный и образованный, Татищев представил проект более основательный, целостный и проработанный, чем проект Голицына. Верховный тайный совет оказался в тяжелом положении. Представить свой проект, уступавший проекту Черкасского-Татищева, они уже не могли, а принять «шляхетский» проект было равносильно капитуляции, так как он лишал их власти.
В результате Верховники решили просто заболтать проект, выдвинув предложение, что проекты могут представить и другие дворянские кружки, которых в столице уже образовалось много. Они надеялись, что это внесёт раскол в дворянское движение и всё просто потонет в спорах. Надежды Верховников не оправдались, и к 15 26 февраля, когда императрица прибыла в Москву, они уже утратили инициативу.
Выполняя решения Совета, князь Василий Лукич Долгоруков, сопровождавший императрицу, вёз Анну как пленницу. Он всю дорогу находился с ней в санях, а по прибытии во Всесвятское не давал возможности ей остаться наедине со своими подданными. Судя по всему, Верховники собирались держать Анну под «домашним арестом» вплоть до прибытия в Москву, где сразу собирались короновать её по сценарию Совета.
Но изолировать Анну не удалось. Во Всесвятское явились сестры императрицы, герцогиня Мекленбургская Екатерина Иоанновна и царевна Прасковья Иоанновна. От сестёр Анна узнала про царившие в столице настроения и воодушевилась.
Притом же под властью таких командиров, Боже сохрани, так испотворованы будут солдаты, что злее стрельцов будут. И как можно команду содержать или от каких шалостей унять одному генералитету, если в полках не будет добрых офицеров? Еще же и то: ежели из армии из рядовых выпущено будет подлое шляхетство, то уже им трудами своими от земли питать себя не привыкнуть, для того разве редкий будет получать хлеб свой от своих трудов, а прочие, большая часть, разбоями и грабежами прибылей себе искать станут и воровские пристани у себя в домах держать будут, а для того хотя б и выпускать, однако ж, по моему мнению, разве с таким рассмотрением, чтоб за кем было 50 и по последней мере 30 дворов, да и то, чтоб он несколько лет выслужил и молодые и шаткие свои лета пробыл под страхом, а не на своей воле прожил». Движение идет сильное: Сенат, генералитет, знатнейшее шляхетство недовольны. Насчитывают человек 500, которые волнуются, собираются, кричат против верховников. Но эта масса без вождя; она уже делится на два стана: одни хотят употребить смелую, решительную меру — напасть внезапно на верховников с оружием в руках, и если они не захотят отстать от своих замыслов, то перебить их; другие против такой насильственной меры: они хотят войти спокойно в собрание Совета и представить верховникам, что затеи их не тайны, что немногим переделывать состав государства преступно: если бы даже они придумали и что-нибудь очень полезное, то нельзя этого скрывать.
Первая мера оказывается слишком сильною, вторая — слишком слабою; третьей не придумывают, спорят; одни хотят удержать прежнюю форму правления непременно, другие готовы и переменить, сердятся на верховников только за то, зачем они взяли все себе, с другими не поделились. Верховники знают обо всем: между пятьюстами человек не без предателей, да и вообще трудно удержать тайну в таком множестве; верховники знают и действуют угрозами и увещаниями, распускают слухи, что мятежные сборища им известны, что беспокойные головы, их составляющие, уже отмечены, судятся как враги отечества и скоро будут перехватаны; что напрасно надеются они на свое множество: войско в руках Верховного совета, между членами которого находятся оба фельдмаршала; напрасно надеются, что можно будет укрыться от беды: стоит только схватить несколько человек, и те на пытках укажут всех своих товарищей. Угрозы произвели свое действие: многие, особенно те, которые не могли надеяться на сильную поддержку, испугались до того, что боялись жить в своих домах, переходили по ночам с места на место переодетые, под чужими именами. Напугать людей незначительных было легко, но этим цель не достигалась: сильные не трусили, и неудовольствие их получит особенное значение, когда придет императрица и захочет опереться на них, чтоб высвободиться из-под опеки Верховного тайного совета. В отношении к этим сильным надобно действовать иначе, не угрозами, а ласкою, надобно соединить их интересы со своими. И вот верховники призывают к себе значительнейших противников, принимают с распростертыми объятиями, клянутся, что начали дело не в собственных интересах, жалуются, что напрасно обвиняют их в утайке этого дела от общего сведения: прежде всего они хотели узнать, как взглянет на это новая государыня, а как скоро она согласится, то Верховный тайный совет намерен созвать все чины и просить у них совета, как с наибольшею пользою устроить на будущее время государственное управление.
Некоторые заподозрили искренность верховников, но другие, и большая часть, решились спокойно дожидаться ответа из Митавы и призыва к совещанию о новых правительственных формах. Второго февраля повестка от Верховного тайного совета: просят на другой день членов Сената, Синода и генералитета пожаловать в собрание, зачем — неизвестно; посланные говорят, что будет рассуждаться о государственном установлении. Большая часть приглашенных поверили этому показанию; другие, не отличавшиеся храбростию, начали говорить, что не надобно ехать: тут новая хитрость верховников — или силою заставят принять свой план, или вдруг захватят противников. Верховники и слуги их очень веселы — дурной знак! Говорят, что из Митавы пришло какое-то известие: должно быть, желание верховников исполнилось. А понеже к тому моему намерению потребны благие советы, как и во всех государствах чинится, того для пред вступлением моим на российский престол, по здравом рассуждении, изобрели мы за потребно, для пользы Российского государства и к удовольствованию верных наших подданных, дабы всяк мог ясно видеть горячность и правое наше намерение, которое мы имеем к отечествию нашему и верным нашим подданным, и для того, елико время нас допустило, написав, какими способы мы то правление вести хощем, и подписав нашею рукою, послали в тайный Верховный совет, а сами сего месяца в 29 день, конечно, из Митавы к Москве для вступления на престол пойдем.
Дано в Митаве 28 января 1730 года». Вслед за этим письмом прочтены были известные пункты, подписанные Анною: «По сему обещаю все без всякого изъятия содержать». Пусть Феофан Прокопович на своем оригинальном языке расскажет нам о впечатлении, произвели ином чтением этих бумаг: «Никого, почитай, кроме верховных, не было, кто бы, таковая слушав, не содрогнулся, и сами тин, которые всегда великой от сего собрания пользы надеялись, опустили уши, как бедные ослики; шептания некая во множеству оном прошумливали, а с негодованием откликнуться никто не посмел. И нельзя было не бояться, понеже в палате оной, по переходам, в сенях и избах многочисленно стояло вооруженное воинство. И дивное было всех молчание! Сами господа верховные тихо нечто один другим пошептывали и, остро глазами посматривая, притворяясь, будто бы и они, яко неведомой себе и нечаянной вещи, удивляются.
Один из них только, князь Дмитрий Михайлович Голицын, часто похаркивал: «Видите-де, как милостива государыня! И какого мы от нее надеялись, таковое она показала отечеству нашему благодеяние! Бог ее подвигнул к писанию сему: отселе счастливая и цветущая Россия будет! Но понеже упорно все молчали и только один он кричал, нарекать стал: «Для чего никто ни единого слова не проговорит? Изволил бы сказать, кто что думает, хотя и нет-де ничего другого говорить, только благодарить толь милосердой государыне! Слова, выражавшие неудовольствие, исчезли в толпе, и присутствующие стали подписывать протокол, в котором говорилось, что «Верховный тайный совет, св.
Синод, Сенат, генералитет и прочие тех рангов, выслушав за такую ее императорского величества показанную ко всему государству неизреченную милость, благодарили всемогущего Бога и все согласно объявили, что тою милостию весьма довольны и подписуемся своими руками». Но при этом князь Алексей Михайлович Черкасский потребовал на словах, чтоб ему и другим позволено было подать мнения о новом государственном устройстве. Верховники согласились, исполняя этим свое прежнее обещание. Им нельзя было раздражать людей, которые согласились с ними в основании дела и не соглашались только относительно подробностей; но они хотели показать пример строгости над человеком, который решился пойти прямо наперекор основанию их дела: в самом собрании 3 февраля был арестован Ягужинский. Между показаниями князей Долгоруких находятся любопытные известия о поведении Ягужинского во время избрания Анны 19 января. После того как Верховный тайный совет объявил Синоду, Сенату и генералитету об этом избрании и все согласились на него, Ягужинский подошел к князю Василию Лукичу и стал говорить ему: «Батюшки мои!
Прибавьте нам как можно воли! Князь Сергей Григорьевич Долгорукий показывал, что Ягужинский и ему в то же время говорил: «Мне с миром беда не убыток: долго ли нам будет терпеть, что нам головы секут? Теперь время думать, чтоб самовластию не быть». Князь Сергей отвечал ему: «Не мое это дело». Мы видели также, что Ягужинский был из числа тех немногих вельмож, которые по распоряжению князя Димитрия Голицына были возвращены в залу собрания для написания пунктов. Мы не знаем, как вел себя при этом случае Ягужинский, только видим, что он немедленно же переменил свои мысли: решимость верховников сосредоточить всю власть в одних своих руках; невыбор Ягужинского, бывшего генерал-прокурора, в члены Верховного совета, несмотря на ревность, высказанную им к делу, задуманному верховниками; пополнение Совета только из двух фамилий — Голицыных и Долгоруких, показывавшее аристократическое стремление и лишавшее людей новых надежды получить когда-либо в нем место; опасность, которая начала вследствие этого грозить и Головкину, тестю Ягужинского, — все это могло повлиять на перемену мнений последнего и заставить его решительнее всех действовать в противоположном смысле.
Несмотря на заставы, расположенные около Москвы, на удержание почт, чтоб никто не мог проехать в Митаву прежде посланной туда от Верховного совета депутации, отправленный Ягужинским Петр Спиридонович Сумароков успел пробраться туда и передать Анне от Ягужинского, что «ежели изволит его послушать, чтоб не всему верить, что станут представлять князь Василий Лукич Долгорукий и которые с ним посланы, до того времени, пока сама изволит прибыть в Москву. Ежели князь Василий Лукич по тем пунктам принуждать будет подписываться, чтоб ее величество просила от всех посланных трех персон такого письма за подписанием рук их, что они от всего народу оное привезли, ежели скажут, что с согласия народа; а ежели письма дать не похотят, то б объявила, что ее величество оное учинит по воле их, только когда она прибудет к Москве, чтоб оное так было, как представляют». Ягужинский велел также сказать Анне, чтоб была благонадежна, что они все желают прибытия ее в Москву. Князь Василий Лукич с товарищами, узнав, что Сумароков в Митаве, велели схватить его, допросили и допросные его речи и его самого в оковах отправили с генералом Леонтьевым, который повез письмо Анны и подписанные ею пункты в Москву. Вследствие этого верховники схватили Ягужинского и других, которые знали о поездке Сумарокова: но одного из знавших о поездке Сумарокова, именно Воина Корсакова, не нашли в Москве: он отправился в свои новгородские деревни: это обстоятельство очень обеспокоило верховников, которые тотчас же отправили нарочного к новгородскому губернатору, чтоб велел схватить Корсакова и держать под крепким караулом. Обрадованные согласием Анны на пункты и в то же время озабоченные делом Ягужинского, верховники забыли о деле чрезвычайной важности: 3 февраля, после того как объявлено было о согласии Анны принять престол и об известной милости ее к верным подданным, синодальные члены стали говорить, что теперь уже не для чего более откладывать благодарственное молебствие: никто не возражал, и в Успенском соборе был отслужен молебен, причем протодиакон провозгласил Анну по прежней форме, самодержицею.
Верховники спохватились, но уже было поздно: с этим же титулом Синод в тот же день разослал извещения по епархиям. Чтоб не было разногласия, положили оставить пока по-старому до присяги, которую отложили. Дело это, однако, сильно беспокоило верховников. Головкин и оба Голицыны говорили: «Чтоб о кондициях объявление тогда учинить, когда ее императорское величество прибудет, от ее лица, для того чтоб народ не сумневался, что выданы от Верховного тайного совета, а не от ее величества; а когда приедет ее величество, тогда от своего липа ту свою милость объявить изволит». Остерман согласился с ними; по князь Алексей Григорьевич Долгорукий объявил, что «в Москве всемерно надлежит публиковать кондиции, чтоб инако их не толковали». Между тем в Верховный тайный совет начали подаваться мнения, и все они требовали увеличения числа членов Верховного тайного совета вообще и уменьшения числа членов из одной фамилии, следовательно, все посягали на настоящий состав Совета.
Под одним мнением подписались: один полный генерал, один генерал-лейтенант, статских того ранга — четыре, генерал-майоров — пять, статских того ранга — четыре, итого — 15 человек. Мнение состояло в следующем: 1 к Верховному тайному совету, к настоящим персонам, мнится, прибавить, чтоб с прежними было от 12 до 15; 2 ныне вприбавок и впредь на ваканции в Верховный тайный совет выбирать обществом, генералитету военному и статскому и шляхетству на одну персону по три кандидата, из которых одного выбрать предоставляется Верховному тайному совету; 3 или, выбрав в Верховном тайном совете трех персон и из тех трех персон баллотировать балантировать генералитету военному и статскому и шляхетству не меньше 70 персон, в котором бы числе одной фамилии более двух персон не было; а которые будут выбираться в кандидаты, тем бы не баллотировать, а для баллотирования выбрать бы других таким же образом, только б было не менее вышеозначенного числa. Под вторым мнением подписались: генерал-лейтенанта — 3, статских того ранга — 4, генерал-майоров — 9, статских и придворных того ранга — 13, обер-прокурор Синода, всего — 30 человек. В мнении говорилось: 1 вначале учредить вышнее правительство из 21 персоны; 2 дабы оное множеством дел не отягчить, того ради для отправления прочих дел учинить Сенат в 11 персонах: 3 в вышнее правительство, и в Сенат, и в губернаторы, и в президенты коллегий кандидатов выбирать и баллотировать генералитету и шляхетству, а в кандидаты более одной персоны из одной фамилии не выбирать, также и при баллотировании более двух персон из одной фамилии не быть, а при баллотировании быть не меньше 100 персон; 4 в вышнем правительстве и в Сенате впредь, кроме обращающихся ныне в Верховном тайном совете, более двух персон из одной фамилии не быть, считая в обоих, как в вышнем правительстве, так и в Сенате. В третьем мнении, графа Ив. Мусина-Пушкина, также говорилось, что число членов в государственном Правлении должно быть увеличено и должны быть они выбраны общим советом и между ними не должно быть более двух персон из одного рода.
При этом высказывались разные требования, не относившиеся к главному делу, которые и были удовлетворены в царствование Анны: так, требовалось ограничить срок шляхетской службы двадцатью годами, уничтожить майорат. Верховный тайный совет отвечал на эти мнения: «Понеже Верховный тайный совет состоит не для какой собственной того собрания власти, точию для лучшей государственной пользы и управления в помощь их императорских величеств, а впредь ежели кого из того собрания смерть пресечет или каким случаем отлучен будет, то на те упалые места выбирать кандидатов Верховному тайному совету обще с Сенатом и для апробации представлять ее императорскому величеству из первых фамилий из генералитета и из шляхетства людей верных и обществу народному доброжелательных не воспоминая об иноземцах. И смотреть того, дабы в таком первом собрании одной фамилии больше двух персон умножено не было; и должны рассуждать, что не персоны управляют законом, но закон управляет персонами, и не рассуждать ни о фамилиях, ни же о каких опасностях, токмо искать общей пользы без всякой страсти, памятуя всякому суд вышний. Буде же когда случится какое государственное новое и важное дело, то для оного в Верховный тайный совет имеют для совету и рассуждения собраны быть Сенат, генералитет, коллежские члены и знатное шляхетство, буде же что касаться будет к духовному правлению, то и синодские члены, и прочие архиереи по усмотрению важности дела». Видя, что этот ответ не удовлетворяет, в Верховном тайном совете начали рассуждать о новых уступках: полагали впустить в свою среду еще четырех членов, чтоб было 12. Для привлечения высшего духовенства полагалось уничтожить Коллегию экономии и управление имениями отдать епархиям и монастырям.
Обещали, что как архиереи, так и иереи почтение иметь будут как служители престола Божия. В Сенат, коллегии, канцелярии и в прочие управления будут выбираться члены из фамильных людей, из генералитета и из знатного шляхетства, достойные и доброжелательные обществу, также и все шляхетство будет содержано, как и в прочих европейских государствах, в надлежащем почтений и в ее императорского величества милости и консидерации, а особливо старые и знатные фамилии будут иметь преимущества, получат ранги и к делам будут определены по их достоинству. Шляхетство в солдаты, матросы и прочие подлые и нижние чины неволею не определять; а чтоб воинское дело не ослабевало, то для обучения военного устроить особливые кадетские роты, из которых определять по обучении прямо в обер-офицеры и производить чрез гвардию, а в морскую службу — чрез гардемаринов. Которые находятся в управлении гражданском, хотя и не из шляхетства, а дослужились рангов, те будут присоединены к шляхетству, и определять их к делам как заблагорассудится. Приказных людей производить по знатным заслугам и «по опыту верности всего общества», а людей боярских и крестьян не допускать ни к каким делам. После казненных смертию у жен их, детей и сродников имения не отнимать и тем их не укорять.
О солдатах и матросах смотреть прилежно, как о детях отечества, дабы напрасных трудов не имели, а до обид их не допускать. Лифляндцы и эстляндцы, как шляхетство, так и гражданство, да будут содержаны равною ее императорского величества милостию, как и российские, и во всем поступаться будет по их правам и привилегиям; также и к прочим иноземцам, которые теперь находятся и которые впредь будут в русской службе, иметь почтение и склонность ко всякой любви, и по контрактам жалованье да будет неотъемлемо. К купечеству иметь призрение и отвращать от него всякие обиды и неволи, и в торгах иметь ему волю, и никому в одни руки никаких товаров не давать, и в податях должно купцов облегчить, а прочим всяким чинам в купечество не мешаться. Крестьян в податях сколько можно облегчать. Резиденции, убегая государственных излишних убытков и для исправления всему обществу домов своих и деревень, быть в Москве непременно и в другое место никуда не переносить. Не знаем, было ли известно об этих уступках недовольным; во всяком случае они не могли удовлетворить; надобно было действовать решительнее, немедленно же назначить четверых новых членов Верховного тайного совета из самых сильных людей между недовольными; но этого не сделали.
Духовенство, разумеется с Феофаном Прокоповичем в челе, усердно работало против верховников: князь Дмитрий Голицын не скрывал своего презрения к членам Синода за то, что по смерти Петра Великого они позволили возвести на престол Екатерину мимо Петра II, и члены Синода не могли быть благодарны за это самому видному из верховников. Все с нетерпением ждали приезда новой императрицы. Верховники, желая по крайней мере уничтожить неудовольствие в собственной среде, успокоить старика Головкина, решились выпустить зятя его, Ягужинского, из-под ареста и восстановить его в прежнем значении; но Ягужинский не согласился принять от них прощения в вине, которой за собою не признавал. Архиереи и сенаторы нашли Анну в Чашниках, и, в то время как они ее приветствовали, сопровождавший ее князь Василий Лукич Долгорукий зорко оглядывал их с ног до головы. В тот же день Анна приехала в село Всесвятское под Москвою и здесь остановилась, давши приказание похоронить на другой день Петра II. II февраля чем свет собрались все чины в Лефортовский дворец, где находилось тело покойного государя, и долго дожидались: причиною медленности оказалось то, что невеста княжна Долгорукая требовала себе в церемонии места и всей обстановки особы императорского дома.
Эта бестактность со стороны Долгоруких возбудила против них сильное негодование. Погребальное шествие тронулось без невесты. Но в то время как многие бранили княжну Екатерину и ее родственников, на печальную церемонию смотрела из окна шереметевского дома другая женщина, которой суждено было дать фамилии Долгоруких другого рода блеск — блеск нравственной чистоты и мужества в страданиях: то была невеста бывшего фаворита князя Ивана Алексеевича Долгорукого Наталья Борисовна Шереметева. Когда она обручилась с Долгоруким, то отовсюду только и слышали восклицания: «Ах как она счастлива! И так я плакала безутешно. Свойственники, сыскав средство, чем бы меня утешить, стали меня уговаривать, что я еще человек молодой, а так себя безрассудно сокрушаю; можно этому жениху отказать, когда ему будет худо; будут другие женихи, которые не хуже его достоинством, разве только не такие великие чины будут иметь; а в то время, правда, что один жених очень хотел меня взять, только я на то не склонна была, и сродникам моим всем хотелось за того жениха меня выдать.
Это предложение так мне тяжело было, что ничего на то не могла им ответствовать. Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честна ли эта совесть, когда он был велик, так я с радостию за него шла, а когда он стал несчастлив, отказать ему? Я такому бессовестному совету согласиться не могла; а так положила свое намерение, когда, сердце одному отдав, жить или умереть вместе, а другому уже нет участия в моей любви. Я не имела такой привычки, чтоб сегодня любить одного, а завтра другого; я доказала свету, что я в любви верна. Во всех злополучиях я была своему мужу товарищ и теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла... Пришел тот назначенный несчастливый день: нести надобно было государево тело мимо нашего дому, где я сидела под окошком, смотря на ту плачевную церемонию.
Боже мой, как дух во мне удержался! Началось духовными персонами, множество архиереев, архимандритов и всякого духовного чину; потом несли государственные гербы, кавалерию, разные ордены, короны, в том числе и мой жених шел перед гробом, нес на подушке кавалерию, и два ассистента вели под руки. Не могла его видеть от жалости в таком состоянии: епанча траурная предлинная, флёр на шляпе до земли, волосы распущенные, сам так бледен, что никакой живости нет. Поравнявшись против моих окон, взглянул плачущими глазами с тем знаком или миной: кого погребаем? В последний, в последний раз провожаю». Петра погребли в Архангельском соборе, вынувши для его гроба два гроба сибирских царевичей.
Мысли многих присутствовавших 11 февраля в Архангельском соборе обращались в Всесвятское. Верховники уже были недовольны: тотчас по приезде Анны в Всесвятское явился туда батальон Преображенского полка и отряд кавалергардов; Анна вышла к ним, объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов и каждому из последних поднесла сама по рюмке водки. Это распоряжение насчет полковничества и капитанства гвардии было явным нарушением условий; однако 14 числа Верховный тайный совет, Сенат и генералитет отправились в Всесвятское благодарить императрицу за дарованную народу милость, причем граф Головкин, как старший кавалер, поднес ей орден Св. Андрея; есть очень вероятное известие, что Анне не понравилось это поднесение от Верховного совета, ибо она считала себя вправе на этот орден как императрица. На другой день, 15 февраля, императрица имела торжественный въезд в Москву. Все чины были созваны к присяге в Успенский собор, который был обставлен войском.
В Синодской палате Феофан Прокопович внушал духовенству, что присяга есть дело великое; беда, если кто присягает на том, что противно совести или чего он не хочет или не знает, и настоял, чтоб Синод прежде всего потребовал от Верховного совета форму присяги, которая, как ходили слухи, изменена. Несколько раз ходили секретари из Синода в Верховный совет с требованием формы присяги; верховники несколько раз обещались ее прислать, но не присылали, и вдруг прислано сказать архиереям, что члены Верховного совета уже в церкви и дожидаются духовенства. Феофан советовал не ходить, но другие архиереи двинулись, и он не решился остаться один. Только что архиереи вошли в собор, как верховники приступили к ним с убеждением, чтоб первые присягнули, как всего народа пастыри и в духовных делах предводители. Тут Феофан начал опять говорить о важности присяги; в толпе шляхетства послышались вздохи и восклицания, что присяга дело страшное.
Герцогиня подписала поднесенные ей "кондиции" и, следовательно, решилась без согласия Верховного тайного совета, состоявшего из 8 "персон", ни с кем войны не начинать и мира не заключать, верных подданных никакими новыми податями не отягощать и государственных доходов в расход не употреблять, в придворные чины как русских, так и иноземцев не производить, в знатные чины, как в статские, так и в военные, сухопутные и морские "выше полковничья ранга" никого не жаловать, наконец, у шляхетства "живота, имения и чести" без суда не отымать. В случае нарушения этих условий императрица лишалась короны российской.
По приезде в Москву императрица, однако, не обнаружила особенного желания подчиниться подписанным ею условиям. В столице она застала целую партию гр. Головкина, Остермана , которая готова была противодействовать олигархическим стремлениям верховников и, быть может, знала, что офицеры гвардейских полков и мелкое шляхетство, приехавшее на предполагавшуюся свадьбу императора Петра II-го, сбираются в домах князей Трубецких, Барятинских, Черкасских и явно высказывают свое недовольство по поводу "властолюбия" Верховного тайного совета. Князья эти вместе со многими дворянами допущены были во дворец и уговорили императрицу собрать Совет и Сенат. На этом торжественном собрании 25 февраля 1730 г. Черкасский подал от шляхетства челобитную, которую прочел вслух В.
Императрица Анна Иоанновна
Несмотря на эти предупреждения, новая императрица подписала 25 января 1730 года "кондиции" и затем отбыла из Митавы в Москву. Происходило это примерно во второй половине марта 1727 года. попытка установления в России ограниченной монархии. Кондиции были составлены в тайне, в период с 18-го по 20-ое января 1730 года.
Внутренняя и внешняя политика во время правления императрицы Анна Иоанновна
Этот шаг получил поддержку гвардии и аристократии. Верховный тайный совет был распущен, императорский двор вернулся в Санкт-Петербург. С периодом царствования Анны Иоанновны связано такое понятие, как бироновщина. Деятельность ее фаворита Эрнста Иоганна Бирона до сих пор вызывает споры у историков. Вероятно, масштабы коррупции были преувеличены писателями XIX века.
Хотя ссылки и казни имели место в 1730-е, например, в 1739 году казнили Ивана Долгорукого, бывшего фаворита императора Петра II. Общая характеристика правления После отстранения от дел Верховного тайного совета, состоявшего из представителей русской аристократии, значительную роль в управлении Российской империей стали играть немцы: Андрей Остерман, Рейнгольд Лёвенвольде и Эрнст Бирон. В командовании армии отличился фельдмаршал Бурхард Миних. Он командовал русской армией в двух войнах периода царствования Анны Иоанновны: за польское наследство 1733—1735 годов и русско-турецкой 1735—1739 годов.
Обе эти войны окончились успешно, но почти без территориальных приобретений для России.
Какой из них вносился в Верховный тайный совет 5 февраля? Отметим прежде всего, что данные журнала Верховного тайного совета и сводки мнений на этот счет расходятся. Два исследователя обращались к ним непосредственно — С. М Соловьев и Д. Корсаков — и поняли их по-разному. Соловьев следовал за сводкой, считая первым проектом тот, который в ней указан первым 36. Корсаков, напротив, предпочел сводке журнал, отнеся запись в нем от 5 февраля к [78] проекту Татищева, который вовсе отсутствует в сводке 37. Данные Корсакова приняли последующие историки.
Обе версии — результат выборочного подхода к документам. Совокупное свидетельство проектов, данных регистрации в журнале и сводки мнений обусловливает иное и притом единственно возможное решение вопроса. Проекты дворянства — это не только тексты предложений, но и списки подписей их сторонников. Подписями выражалась принадлежность проектов, и она в общем известна. Перечни сторонников каждого проекта опубликованы. Возможно двоякое сопоставление названных документов: по тексту и по спискам сторонников. В первом случае сопоставляются проекты со сводкой их, во втором — проекты с данными регистрации в журнале. Припомним: если запись о первом проекте никак не характеризует его, то о втором проекте сказано, что его представил в Верховный тайный совет «генерал лейтенант Дмитриев-Мамонов с протчими». Это уже примечательно.
Фамилия Дмитриева-Мамонова значится в списке сторонников проекта 15-ти, одного из двух, о которых шла речь выше 38. Но этот проект приводится в сводке мнений первым и под названием «первое мнение» 39. В чем тут дело? Налицо явное противоречие, однако из тех, которые не должны затруднять исследователя. Несомненно, журнальная запись зафиксировала факт поступления проекта в Верховный тайный совет с объективной достоверностью. В сводке мнений на первый план выдвинуто содержание проектов, чему, по-видимому, и была подчинена их расстановка. Первым в ней дан компромиссный проект, близкий планам Верховного тайного совета, вторым — проект, характеризующийся противоположными чертами. Что такая последовательность проектов отвечала политическим вожделениям Верховного тайного совета, доказывать не приходится. Таким образом, если сводка мнений и должна учитываться при выяснении порядка следования первых дворянских проектов, то лишь в плане характеристики отношения к ним Верховного тайного совета, не более.
Поэтому мы можем констатировать с полной определенностью, что второй проект журнала Верховного тайного совета является вторым и по [79] действительному порядку следования проектов. Это уже названный выше проект 15-ти. Но тем самым выясняется и первый проект дворянства, искомый. Он определяется исключением из двух рассматриваемых проектов одного — второго по порядку следования, проекта 15-ти. Первым оказывается проект, который в сводке мнений показан вторым. Что вопрос о первом проекте дворянства должен решаться именно так, а не иначе, свидетельствуют и данные другого круга источников. Мы имеем в виду списки первого проекта, сохранившиеся за пределами бумаг Верховного тайного совета. Вместе с другими важными документами движения они получили немалое распространение среди его участников и затем попали в их фамильные архивы или отправились за границу в депешах иностранных дипломатов. В бумагах И.
Волынского собрана целая коллекция списков проектов. Представлен в ней и интересующий нас документ — точная копия первого проекта, хранящегося в документах Верховного совета. Он датирован, чем в данном случае и обращает на себя внимание. После указания принадлежности проекта следует приписка «подано в Верховный тайный совет февраля 5 дня 1730 году» 40. Укажем и на другой список первого проекта. Он сохранился в донесениях испанского посла де Лириа. Отправляя одно из них, де Лириа писал, что, как только Верховный тайный совет предложил 2 февраля дворянству высказать свои соображения в связи с Кондициями, «сенатор князь Черкасский немедленно составил проект, состоящий из 9 артикулов». Князь А. Черкасский возглавлял группу сторонников первого проекта, его подпись значится в списке подписавших этот документ 41 , а приписываемый ему де Лириа проект списан с первого проекта дворянства 42.
Часть документов свидетельствует о первом проекте с учетом его принадлежности. Принадлежность проекта — другая сторона вопроса о нем, и она также нуждается в большей ясности. В литературе о событиях 1730 года принадлежность первого проекта указывается по В. В его записке о «произвольном рассуждении» дворянства в 1730 году [80] сообщается, что проект был представлен несколькими экземплярами, одинаковыми по тексту, но разными но перечням подписавших лиц. Из них один имел значение основного, его подписывали только высшие чины, тогда как другие «копии» подписывались нижестоящими чинами. Общая численность сторонников проекта составляла 288 человек 43. В принципе эти данные соответствовали истине и нуждались лишь в уточнении. Татищев относил их, как увидим дальше, к надуманному проекту, не существовавшему в действительности. Не разобравшись в этом, историки усугубили ошибку тем, что отодвинули действительный первый проект на второе или третье место, а повторные экземпляры его квалифицировали как отдельные проекты.
Выявившийся первый проект дворянства представлен в документах Верховного тайного совета тремя совершенна одинаковыми по тексту экземплярами. Один из них подписан исключительно чинами высших первых четырех рангов в числе 28 человек. Это придавало ему значение основного экземпляра. Второй и третий экземпляры собрали 326 и 7 подписей лиц, имевших меньшие ранги 44. Не известно, на чем основывался Д. Корсаков, полагая будто первый проект состоял из основного экземпляра и «трех копий» 45. Правда, эти сведения относятся к проекту Татищева, но на его место теперь становится действительный первый проект, и, во избежание недоразумения, стоит подчеркнуть, что повторных экземпляров проекта было только два. За это говорит, во-первых, небольшой, только начатый перечень подписавших второй, повторный экземпляр 7 человек и, во-вторых, приписка к нему, следующая за подписями, в конце страницы: «всех подписалось 336 человек» 46. Это число охватывает в качестве слагаемых только числа подписавших два указанных повторных экземпляра и не оставляет места для третьего.
Наличие повторных экземпляров проекта с их кругом участников движения — несомненное свидетельство борьбы в дворянской среде. Но они разошлись во взглядах. Это заставило сторонников «крайнего» мнения, опасавшихся сговора другой группы участников собрания с Верховным тайным советом, обратиться за поддержкой к нижестоящим чинам. Для сбора подписей проект был размножен. В свою очередь не бездействовал и Верховный тайный совет. Принимая первый проект, он не только разрешил склонявшейся к компромиссу группе высших чинов составить свой проект, но и предложил ей привлечь на свою сторону еще знатное дворянство без различия рангов. Эти указания, кстати сказать, по-своему тоже проливают свет на первый проект. Однако компромиссные проекты не дали Верховному тайному совету достаточной поддержки в дворянской массе. И, вероятно, поэтому он в дальнейшем возвращается, к ограничению круга составителей проектов рамками приглашенных на собрание 2 февраля.
Отмечаем это потому, в частности, что в сводке мнений первый проект представлен как документ 30-ти высших чинов и только их. В это число были включены все 28 подписавших первый экземпляр проекта и два генерала из числа подписавших второй и третий экземпляры. Нижестоящие чины не учитывались 47. В литературу о событиях 1730 года каждый из трех экземпляров первого проекта вошел как отдельный проект, и за каждым из них закрепилось особое обозначение по фамилиям подписавших : «проект Грекова», «проект Секиотова», «проект Алабердеева» 48. Это, конечно, ошибка, искажающая представление о документе и в особенности о численности проектов. Выше приводилось свидетельство В. Татищева о первом проекте как едином документе 49. Еще более выразительно свидетельствует об этом один из списков проекта. В нем после текста сказано: «У сего 330 рук приложено, в том числе...
Видимо, переписчик должен был сказать «кроме того» вместо «в том числе». Но и этой ошибкой, и указанием итоговой цифры подписавших, он предупредил, что нельзя видеть несколько проектов там где был только один. В заключение остановимся на содержании первого проекта. Проект начинается заявлением, что он составлен в ответ на предложение Верховного тайного совета от 2 феврале объявить, «кто что может изобрести к лутчей ползе отечеству». Предложения проекта сведены в девять пунктов. Пять из них касаются организации государственного управления, они изложены в первую очередь, четыре — сословных нужд, главным образом дворянских. В первой части предлагалось расширить состав Верховного тайного совета — «вышнего правительства» до 21 п. Предлагались также меры против излишнего проникновения в правящие органы государства представителей одних и тех же фамилий пп. Во второй части указывается на необходимость лучше «производить» дворян в службу, сократить ее сроки до 20 лет , исправно выплачивать жалованье офицерам и солдатам, отменить закон о единонаследии, облегчить «трудности» духовенству, купечеству и крестьянству пп.
Проект составлен в духе дополнения Кондиций и расходился с ними лишь по вопросу о расширении состава Верховного тайного совета. Этим он отличался от предыдущего проекта общества. С другой стороны, намеченный в нем перечень вопросов предопределил в принципе схему и содержание ряда последующих проектов. Ведь на этом месте, как известно, значится так называемый проект Татищева, единодушно и безоговорочно признанный [83] историками первым проектом дворянства. И хотя сказанное выше лишает его такового значения в пользу проекта 361-го, сам по себе он от этого не перестает быть проектом. Словом, в нем необходимо разобраться. Считается, что В. Татищев был одним из наиболее активных деятелей дворянской оппозиции Верховному тайному совету. Милюков говорит даже о «кружке Татищева» и приписывает ему не один, а два проекта — первый и последний 52.
Но документы событий 1730 года не отразили формально ничего подобного. Они сохранили лишь один-два видимых следа участия В. Татищева в делах дворянства, в частности его подпись на втором экземпляре проекта 361-го. Будущий автор «Истории российской» принадлежал к группе А. Черкасского, и его проект нередко обозначается в литературе также именем последнего. Черкасского, написанный Татищевым, — говорит Д. Корсаков, — отличается от остальных проектов цельностью, полнотой и систематичностью изложения» 53. По мнению П. Милюкова, подписавшие проект генералы «были люди наиболее подготовленные, чтобы отнестись сознательно к начавшемуся движению» 54.
В историческую литературу он вошел как важнейший документ деятельности дворянства в событиях 1730 года и показатель ведущей роли в ней автора. Но проект Татищева — мнимый проект. Он не то, за что принимается, в феврале 1730 года не составлялся и вообще в событиях этого года не фигурировал. Просто он тогда не существовал еще в природе. Это более поздний документ, сложный по своему содержанию. И то, что в нем кажется особенным и подкупающим сравнительно с другими проектами, как раз свидетельствует не в пользу сложившегося мнения о нем. Проект Татищева изложен автором в его записке «Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном» 55. Он является составною частью записки и вне ее не известен. Источниковедческий анализ записки позволил нам в другом месте показать ошибочность традиционного представления о [84] ней как документе событий 1730 г.
В итоге всестороннего изучения записки выяснилось следующее: 1 Записка Татищева — цельное произведение, единое по замыслу и воплощению. Некоторая внешняя разнохарактерность ее составных частей не свидетельствует о разном времени их написания. Она написана после событий 1730 года, по-видимому, не вскоре, однако в том же 1730 году. Его характеризуют общие для записки в целом черты. В духе этих выводов раскрывается и содержание проекта. Татищеву, проект был составлен 3 февраля, в результате обстоятельного «рассуждения в великом собрании». Затем он был представлен в Верховный тайный совет 57. Нетрудно видеть, что эти данные относятся к проекту 361-го: то же время составления, те же основной экземпляр и повторные «копии» , та же многочисленность сторонников, которые подписывали группами разные экземпляры. И проект с такими данными был только один.
Но при всем этом проект Татищева — не проект 361-го и не какое-то подобие его. Это документы в общем и целом разные по содержанию, тексту, объему. Однако не чужие друг другу, если можно так сказать, ибо моменты сходств есть, и они также бросаются в глаза. Правда, сходство их в известной мере общая черта большинства проектов дворянства, поскольку они составлялись по одной схеме, касались одних и тех же вопросов, а общеприемлемые решения и вовсе переходили из одного проекта в другой без каких-либо изменений. И тем не менее В. Татищев не случайно указывал на обстоятельства составления его проекта как якобы первого проекта дворянства. Внешняя кажущаяся разработанность предложений проекта до сих пор заслоняла в глазах исследователей его внутреннюю противоречивость. А между тем проект в сущности своей иррационален и, следовательно, не состоятелен. Соответствующие черты его вместе с тем позволяют судить и о происхождении документа и о его настоящем значении.
Первые два пункта — наиболее важные и касаются как и в других проектах организации высшей власти. Она мыслилась будто бы так: «1. Быть при ее величестве в вышнем правлении. Сенате, двадцати одной персоне, в котором нынешний Верховный совет останется. Чтоб оный делами, внутренними экономии отягчен не был, другое правительство учредить во сте персонах, которым по третям года третьей части в правлении оставаться, а… для рассмотрения важных дел... Вдумаемся в эти пункты. Но поскольку «другое правительство» в его полном составе «сто персон» наделялось, по Татищеву, правом решать важные государственные вопросы, то именно оно должно было в таких случаях приобретать определяющую роль и становиться над «вышним правлением». Исходный принцип — подчинение «другого правительства» «вышнему правлению» — обращался в свою противоположность. Противоречие тут разительное.
И, наоборот, «другое правительство» предлагалось создать в помощь «вышнему правлению» по делам «внутренней экономии», но в то же время оно наделялось правом решать важные государственные вопрос, т. По крайней мере, в представленных Верховному тайному совету проектах ничего подобного нет. Все они оставляли в качестве «другого правительства» Сенат, лишь несколько увеличив его состав в частности, проект 361-го предлагал «для отправления протчих дел учинить Сенат во 11 персонах». Наличие этих противоречий и неувязок не позволяет видеть в проекте Татищева документ, предназначенный определять структуру государственного управления. Он не отвечает требованиям здравого смысла и элементарной логики. А мы не вправе отказывать в понимании этих требований десяткам и сотням видных государственных деятелей, участвовавших в составлении проектов, оспаривавших или одобрявших каждое предложение, каждое слово в нем. Не надо этого делать и по другой причине. Проект Татищева в конце концов «разгадывается». Ключ к нему кроется в характере его отношения к проектам 361-го и общества, т.
Конкретно обращает на себя внимание следующее. Первый пункт проекта Татищева «Быть при ее величестве в вышнем правлении, Сенате, двадцати одной персоне... Напомним, что именно вопрос о численном составе «вышнего правления» — Верховного тайного совета, о пределах его расширения особенно волновал дворянство, вызывая в нем острые расхождения.
В 1730-м году молодой человек заболел оспой. Вскоре стало очевидно, что он не выкарабкается.
Властные круги прекрасно понимали, что дни юного правителя сочтены. Встал вопрос о наследнике. Екатерина I предусмотрела вероятность, что ее преемник может не дожить до совершеннолетия и погибнуть бездетным. Она подготовила завещание, в котором прописала порядок престолонаследия. Анна Иоанновна на престоле Однако у верхушек аристократии были свои соображения на этот счет.
Они отказались принимать условия Екатерины I и начали обсуждать вопрос о престолонаследии. Учитывая, что потомков по мужской линии не осталось, обратились к женской. Основную роль в обсуждении играли Голицыны. Не меньший вес имели Долгоруковы. Консенсус сошелся на фигуре Анны Иоанновны, дочери Ивана V.
Затея была проста. Женщина почти 20 лет прозябала в беспросветной нищете и терпела нужду на чужбине. Предложение возглавить страну при непосредственном руководстве аристократов должно было стать достаточно заманчивым, чтобы безоговорочно его принять. Таким образом, Анна Иоанновна становилась управляемой, чисто формальной фигурой. А вся власть переходила дворянству.
Олигархический переворот был затеей рискованной. Инициатором идеи стал Голицын. Осторожные и опытные в дипломатических и государственных делах Долгоруковы и некоторые другие члены аристократических кругов выражали сомнение, что план ограничить власть императрицы сработает. Но вскоре переговорщики пришли к единому мнению. Были написаны Кондиции — список условий, на которых Анна Иоанновна должна была принять правление.
Сами же члены аристократических кругов составили т. Верховный Тайный Совет. Фактическое олигархическое правительство, в руках которого сосредоточивалась основная власть. Верховники поехали в Курляндию. Однако их опередил Остерман, который хорошо знал о затее дворян и хотел предупредить Анну Иоанновну об интригах аристократии.
Верховников удалось перехитрить. К моменту приезда дворян будущая правительница знала, что к чему. Согласно документу, императрица не могла объявлять войну, заключать мир, назначать наследника, распоряжаться казной. И это только часть условий. Анна Иоанновна и придворные На деле оказывалось, что у правителя не было никаких полномочий, кроме чисто декоративных.
Все ключевые вопросы ложились на плечи верховников. Однако вскоре выяснилось, что все не так просто и однозначно. У идеи сохранения абсолютной монархии было много продолжателей. Кто-то придерживался такой позиции из собственной безопасности, другие же не желали возвышения верховников. По прибытии в Москву Анна Иоанновна узнала, что у нее много сторонников.
Этот факт воодушевил императрицу. Вопрос был практически решен. Выяснилось, что и гвардия находится на стороне самодержавной правительницы. В марте 1730-го план верховников окончательно провалился. Кондиции Анна Иоанновна демонстративно порвала.
Сами же инициаторы переворота и хитрые интриганы оказались в опале. Хотя попытки ограничить ее власть продолжались и потом, пусть и не так активно. Внутренняя политика Время нахождения императрицы на престоле не ознаменовалось коренными реформами. Она продолжала политику Петра I, но только в части. Среди наиболее заметных действий Анны Иоанновны на внутренней арене: Восстановление Сената.
Состоялось в 1730 году. Упразднение Верховного Тайного Совета как потенциально опасного органа дворянской власти и неповиновения. Вместо него в 1731-м годы был создан Кабинет Министров при Анне Иоанновне, который выполнял функции личного секретариата правительницы. Организация Канцелярии тайных розыскных дел. Состоялось в 1730, сразу после восшествия на престол.
Брожение происходило прежде всего от недовольства усилением узкой группы членов Верховного Тайного Совета. Анна Иоанновна разрывает кондиции. Старинная гравюра 25 февраля 7 марта 1730 большая группа дворянства по разным сведениям от 150 до 800 , в числе которых было много гвардейских офицеров, явилась во дворец и подала челобитную Анне Иоанновне. В челобитной выражалась просьба императрице совместно с дворянством заново рассмотреть форму правления, которая была бы угодна всему народу. Анна колебалась, но её сестра Екатерина Иоанновна решительно заставила императрицу подписать челобитную. Представители дворянства недолго совещались и в 4 часа дня подали новую челобитную, в которой просили императрицу принять полное самодержавие, а пункты «Кондиций» уничтожить. Когда Анна спросила одобрения у растерянных верховников на новые условия, те лишь согласно кивнули головами. Как замечает современник: «Счастье их, что они тогда не двинулись с места; если б они показали хоть малейшее неодобрение приговору шляхетства, гвардейцы побросали бы их за окно»[1].
Верховники
- Новости и события Российского исторического общества
- Внутренняя и внешняя политика во время правления императрицы Анна Иоанновна
- Хроника «революции» 25 февраля 1730 года
- Дворцовые перевороты. Второй этап эпохи переворотов: правление Анны Иоанновны
- Верховный тайный совет
- Кондиции Анны Иоанновны
Дворцовый переворот 1730 г. и царствование Анны Иоановны.
| Борьба за власть в 1730 – 1732 гг. | 25 февраля 1730 г. императрица Анна Иоанновна разорвала "кондиции", навязанные ей Верховным тайным советом. Портрет императрицы Анны Иоанновны. |
| ДВОРЯНСКИЕ ПРОЕКТЫ 1730 ГОДА. - библиотека древних рукописей | 25 февраля (8 марта) 1730 большая группа дворянства (по разным сведениям от 150 до 800), в числе которых было много гвардейских офицеров, явилась во дворец и подала челобитную Анне Иоанновне. |
| Хроника «революции» 25 февраля 1730 года | Несмотря на эти предупреждения, новая императрица подписала 25 января 1730 года "кондиции" и затем отбыла из Митавы в Москву. |
| Хроника «революции» 25 февраля 1730 года | 25 февраля 1730 г. императрица Анна Иоанновна разорвала "кондиции", навязанные ей Верховным тайным советом. Портрет императрицы Анны Иоанновны. |
Основные события во внутренней и внешней политике
- Анна Иоанновна императрица - краткая биография, 3 варианта
- Информация
- Анна Иоанновна
- Переворот Миниха 1740 года
- Новости и события Российского исторического общества
- Анна Иоанновна — биография
Анна Иоанновна императрица - краткая биография, 3 варианта
Анна Иоанновна, российская императрица, дочь Ивана V и племянница Петра I родилась 28 января 1693 года. Лефортовском дворце, что находился на реке Яузе, - умирал русский самодержец император Петр II Алексеевич. Так, потеряв время и силы «верховники» не смогли осуществить свой замысел, который смело можно было бы назвать попыткой «олигархического» переворота. 25 февраля 1730 г. в Лефортовский дворец приехала императрица Анна Иоановна. 25 февраля 1730 г. наступила развязка — во дворец явилась депутация дворян во главе с «оппозиционерами» в генеральских чинах — Г. П. Чернышевым, Г. Д. Юсуповым, А. М. Черкасским. Это произошло в 1764 году. Антон Ульрих скончался в ссылке в Холмогорах в 1776-м. Таким образом в России установилась ограниченная монархия, пришедшая на несколько месяцев для смены абсолютизма. Уже 25 февраля (7 марта) 1730 Анна Иоанновна под нажимом дворянства и гвардии разрывает Кондиции и вновь устанавливает самодержавие.
Верховники
- События истории России за 1730 год
- Правители России. Анна Иоанновна. 1730-1740 (Иринга Тулуханова) / Стихи.ру
- Второй этап эпохи переворотов: правление Анны Иоанновны
- Правление Анны Иоанновны: забавы с кровавым оттенком | Филиал Карамзина | Дзен
Эпоха дворцовых переворотов в Российской империи
Третья попытка была предпринята в январе 1730 года, когда внезапно скончался 14-летний император Пётр II. Он не успел назвать своего преемника (как того требовал принятый в 1722-м закон о престолонаследии) – и вопрос о новом монархе пришлось решать высшим сановникам. Это произошло в 1764 году. Антон Ульрих скончался в ссылке в Холмогорах в 1776-м. Анна Иоанновна — российская императрица второй четверти 18-го века с 1730-го по 1740 годы, племянница Петра I, дочь его брата и соправителя царя Иоанна Алексеевича.