Анна Франк и её семья считаются одними из самых известных жертв нацизма. Дневник Анны Франк. записок еврейской девочки 13-15 лет из убежища, в котором семья Анны с друзьями (всего 8 человек) провели более 2 лет, скрываясь от репрессий оккупационной немецкой администрации.
Дневник Анны Франк: исторический документ или голливудский фэнтези
Ведь я такая неловкая, вот вчера разбила глубокую тарелку из сервиза ван Даанов. О мужчинах высказать свое мнение не решаюсь: боюсь их оскорбить! Если бы ты услышала женскую перебранку, то умерла бы со смеху. Они пренебрегают всеми грамматическими правилами, а поправлять их нет смысла.
Но передавая их разговоры, я все-таки не стану копировать их язык, а буду использовать нормальный голландский. На прошлой неделе наше монотонное существование было слегка нарушено. Причина: книга о женщинах и Петер.
Дело в том, что Марго и Петер могут читать все, что приносит нам господин Кляйман, лишь особая книга о каких-то женских вопросах составила исключение. Разумеется, Петер чуть не лопнул от любопытства, ломая голову о ее запретном содержании. В итоге он стащил книжку, пока его мамочка болтала внизу, и скрылся со своей добычей на чердаке.
Два дня прошли спокойно. Госпожа ван Даан уже давно все знала, но держала язык за зубами, пока ее супруг, наконец, не раскрыл преступление. Он рассердился, отнял книгу и решил, что дело на этом закончено.
Но недооценил любопытства своего сынка, которому на гнев отца было наплевать. Петер искал любую возможность, чтобы дочитать интересную книжку! Между тем госпожа ван Даан спросила совета у мамы.
Та ответила, что не считает злополучную книгу подходящей для Марго, но и не видит в ней особого вреда. Во-первых, девочки взрослеют, как правило, быстрее мальчиков. Во-вторых, Марго уже прочитала много серьезных книг, и поэтому запретные темы не так уж ее привлекают.
К тому же Марго благодаря своему прекрасному образованию девочка развитая и разумная. Госпожа ван Даан согласилась с этими доводами, но осталась при мнении, что нечего детям читать взрослые книжки. Между тем, Петер уловил благополучный момент.
В пол восьмого вечера, когда вся наша компания слушала внизу радио, он скрылся со своим сокровищем на чердаке. В пол девятого ему следовало спуститься вниз, но книга так увлекла его, что он забыл об осторожности и вошел в гостиную одновременно со своим отцом. Что тут началось… Крики, оплеухи, в итоге книга оказалась на столе, а Петер снова схоронился на чердаке.
Так обстояли дела, когда подошло время обеда. Петер остался наверху, никто не беспокоился о нем, пусть ложится спать голодным… Так мы сидели за столом, ведя веселую беседу, как вдруг раздался страшный свист. Все положили вилки и, побледневшие и испуганные, растерянно уставились друг на друга.
Вдруг мы услышали голос Петера из водосточной трубы: «И не надейтесь, что я спущусь вниз…». Господин ван Даан вскочил, уронив салфетку, лицо его приобрело багровый цвет. Он закричал: «Ну, уж это все границы переходит!
Папа схватил его за руку, опасаясь опасного поворота событий, и оба джентльмена поднялись на чердак. До нас донеслись повышенные голоса, звуки борьбы. В результате Петера водворили в его комнату и заперли дверь, а мы продолжили обед.
Госпожа ван Даан хотела передать своему ненаглядному сыночку бутерброд, но господин оставался неумолимым: «Если он не попросит прощения, то будет спать на мансарде! Мы стали просить за него: ведь Петера уже наказали голодом. Если он простудится ночью, мы даже не можем вызвать доктора.
Петер прощения не попросил и снова отправился на мансарду. После этого господин ван Даан оставил сына в покое, однако утром обнаружил, что Петер все же спал в своей постели. В семь часов он вновь был изгнан наверх, но позже отец любезно попросил его спуститься.
Три последующие дня мы наблюдали хмурые лица, напряженное молчание, а потом все пошло по-старому. Понедельник, 21 сентября 1942 г. Сегодня я сообщу тебе о бытовых мелочах нашей жизни.
Над моей диваном-кроватью установили лампочку, которая включается, если потянуть за веревочку. Однако сейчас пользоваться ею запрещено, потому что наша форточка открыта целые сутки. Мужская часть семейства ван Даанов смастерила очень удобный шкаф для хранения продовольственных запасов.
Новоявленное произведение искусства до сих пор находилось в комнате Петера, но теперь его переместили на чердак, где прохладнее. Теперь о шкафе Петеру напоминает лишь одна жалкая полка. Я посоветовала ему поставить на то место стол с яркой скатертью, а полку переместить на противоположную стену.
Из комнаты Петера вполне можно было бы сделать уютный уголок, хотя мне не очень хотелось бы там спать. Госпожа ван Даан невыносима. Она постоянно зудит о том, что я слишком много болтаю.
И все изобретает какие-то уловки. Например, ей неохота мыть кастрюли и сковородки, так что если в них осталось хоть немного, она не перекладывает остаток в стеклянное блюдо, и еда в результате портится. А если Марго на следующий день трудится над горой грязных сковородок, мадам восклицает: «Бедная Марго, у тебя работы невпроворот!
Я в восторге от серии Йопа тер Хела! И мне очень нравится Цисси ван Марксфелд. С папой мы сейчас рисуем родословное дерево нашей семьи, и он мне обо всех что-то рассказывает.
Мы уже начали учиться. Я много занимаюсь французским, и каждый день выучиваю пять неправильных глаголов. Увы, я многое забыла из того, что учила в школе.
Петер пыхтит над английским. Некоторые учебники удалось достать только сейчас, а тетради, карандаши, резинки и прочее мы захватили из дома. Пим уменьшительное имя папы хочет брать у меня уроки голландского.
Конечно, я буду давать их ему с удовольствием, тем более, он мне так помогает по французскому и другим предметам. Однако ошибки в голландском он делает пресмешные! Иногда я слушаю нидерландскую подпольную радиостанцию, как раз вчера выступал принц Бернард.
Он сообщил, что в январе он и Юлиана ждут ребенка. Вот здорово! Правда, здесь никто не понимает моего интереса к королевской семье.
Несколько дней назад все обсуждали, какая я еще глупая. Так вот, на следующий день я серьезно взялась за учебу. Не собираюсь же я в четырнадцать и пятнадцать лет сидеть в том же классе.
Другим предметом обсуждения стали запретные для меня книги. Мама сейчас читает «Господа, женщины и слуги». Мне это, разумеется, нельзя, а Марго можно!
Я, видите ли, должна сначала догнать свою образованную старшую сестру. Поговорили также о моем полном неведении в областях философии, психологии и физиологии. Все эти трудные слова я отыскала в словаре.
Действительно, я не имею о них ни малейшего понятия! Ничего, может, через год я стану мудрее! К своему ужасу я обнаружила, что на зиму у меня есть лишь одно платье с длинными рукавами и три кофточки.
Папа разрешил мне связать для себя свитер из белой овечьей шерсти. Шерсть не особо красивая, но теплая, а это самое главное. Что-то из наших вещей хранится у знакомых, и забрать их мы сможем только после войны, если они, конечно, уцелеют.
Как раз, когда я писала о госпоже ван Даан, та подошла ко мне. Я тут же закрыла тетрадку. Я, конечно, страшно перепугалась.
Ведь именно на этой странице я писала о ней — не особенно лестно! Так каждый день что-то у нас происходит, но я слишком ленивая и усталая, чтобы все подробно описывать. Пятница, 25 сентября 1942 г.
У папы есть один старый знакомый, господин Дрейер, которому уже за семьдесят. Он плохо слышит и вообще болен и беден, а на шее у него жена, моложе на двадцать семь лет, тоже без гроша за душой, но зато на руках и ногах у нее всевозможные — настоящие и поддельные — браслеты и кольца, сохранившиеся с лучших времен. Этот господин Дрейер доставил папе множество неприятностей, я каждый раз удивлялась папочкиному терпению, когда он объяснялся по телефону с тем несчастным нытиком.
Мама тогда советовала поставить перед телефоном граммофон с заранее записанными вариантами ответов: «Да, господин Дрейер» и «Нет, господин Дрейер», ведь старик все равно не понимал папиных объяснений! Сегодня этот субъект позвонил в контору и попросил Куглера к нему зайти. Тот был занят по горло, поэтому передал дело Мип.
Но и Мип неохота было с этим возиться. Госпожа Дрейер звонила потом три раза, но Мип, якобы отсутствующая, подделывала по телефону голос Беп. Все ужасно хохотали.
Каждый раз, когда звонил телефон, Беп провозглашала: «Это господин Дрейер! Мип не могла сдержать смеха, и хихикая, снимала трубку к удивлению ничего не понимающих клиентов. Вот такое у нас заведение, разумеется, не единственное в мире, где начальство так веселится вместе с младшим персоналом!
По вечерам я иногда захожу к Ван Даанам поболтать. Они угощают меня «нафталиновым печеньем» оно хранилось в бельевом шкафу, где был насыпан нафталин против моли. Как-то разговор зашел о Петере.
Я рассказала, что тот иногда треплет меня по щеке, что мне совсем не нравится. Тогда они спросили меня в типично устаревшей манере, могла бы я полюбить Петера, который, оказывается, очень меня любит! Я подумала: «Ого!
Ничего себе… Еще я сказала, что Петер немножко неловкий, наверно, стесняется, как все мальчики, которые редко общались с девочками. Должна признать, что комиссия по секретным делам мужская часть нашего убежища весьма изобретательна! Не поверишь, что они придумали, чтобы послать весточку представителю фирмы «Опекта» и подпольному хранителю многих наших вещей господину Броксу!
Они отправили одному торговцу, нашему клиенту в провинции Зееланд, деловое письмо и приложили к нему конверт для ответа с адресом конторы. А когда ответ придет, то послание клиента заменят письмом, написанным рукой папы. Таким образом, Брокс сможет получить от нас весточку, не имея понятия о нашем местоположении.
Зееланд выбрали, потому что туда можно посылать письма без специального разрешения. Папа разыграл вчера вечером очередную комедию. Он страшно устал и буквально повалился на кровать.
Поскольку он обычно мерзнет, я надела на него мои ночные носки, однако через пять минут они оказались на полу. Чтобы скрыться от света, папа влез с головой под одеяло, а когда мы выключили лампу, его голова медленно вылезла наружу. Вот забавно!
Тут мы заговорили о том, почему это Петер называет Марго «тетушкой». Вдруг раздался загробный голос папы, проговоривший: «Кофейная тетушка! Муши, кот ван Даанов, с каждым днем все милее и доверчивее ко мне, но я его все еще побаиваюсь.
Воскресенье, 27 сентября 1942 г. Сегодня состоялась так называемая «дискуссия» с мамой. При этом я ничего не могу поделать с собой и каждый раз начинаю плакать.
Вот, папа всегда добр ко мне и понимает меня намного лучше. Ах, я просто не могу вынести маму в подобные моменты, да и для нее я совершенно чужая. Ведь она понятия не имеет о том, что я думаю — даже о самых простых вещах!
Мы говорили о служанках, которых в последнее время принято называть «помощницами в домашнем хозяйстве» и что, наверно, после войны слово «служанка» забудут вовсе. Я сказала, что не совсем с этим согласна, и тут вдруг мама взорвалась. Я, если ее послушать, слишком часто говорю о будущем и воображаю себя взрослой дамой!
На самом деле, она не права! Что ж я не имею права строить воздушные замки? Тем более, я не жду от других серьезного к ним отношения.
К счастью, папочка поддерживает меня. Нет, без него я бы просто не выдержала! С Марго мы тоже плохо понимаем друг друга.
Хотя в нашей семье не ругаются так ужасно, как наверху у ван Даанов, мне здесь совсем не легко. Натуры, подобные маме и Марго, так далеки от меня! Подруги ближе мне, чем собственная мать, и ничего с этим не поделаешь.
Госпожа ван Даан снова не в духе и то и дело прячет под замок свои личные вещи, предназначенные в наших условиях для общего пользования. Жалко, что мама не следует ее примеру. Некоторые люди непременно хотят воспитывать не только собственных детей, но и чужих.
И к таковым относятся Ван Дааны! Правда, Марго воспитывать не нужно, ведь она такая добрая, милая и красивая, а вот я во многом весьма неблагопристойна! За столом частенько раздаются замечания, на которые я даю довольно беспардонные ответы.
Папа и мама всегда заступаются за меня, без них я бы совсем пропала. Сколько они меня не наставляют, что надо меньше болтать, не вмешиваться и вести себя скромнее, мне это плохо удается. Если бы не папино терпение, то я бы потеряла надежду хоть в чем-то порадовать своих родителей.
А ведь это не так уж трудно. Если у нас на обед какие-то нелюбимые мной овощи, то я стараюсь есть их как можно меньше и больше картошки. Но ван Дааны, особенно мадам, не могут смириться с такой избалованностью.
Следует неизбежное: «Анна, возьми еще овощей». Однако мадам не остановить: «Вам следовало бы пожить у нас в доме, где детей воспитывают по правилам. А это можно назвать воспитанием?
Анна избалована до крайности, я бы такого никогда не допустила. Если бы Анна была моей дочерью…». Этим всегда начинается и кончается подобное словоизлияние.
Но вернемся к теме воспитания. Вчера после очередного выступления госпожи ван Даан воцарилась тишина, и тут папа сказал: «Я считаю, что Анна очень хорошо воспитана, во всяком случае, достаточно, чтобы не отвечать на ваши длинные наставления. Что же касается овощей, то мой ответ: «vice versa» [4].
Мадам явно потерпела поражение и заслуженно! На «vice versa» ей нечего возразить, ведь она сама никогда не ест по вечерам бобы и капусту, потому что «мучается из-за них газами». И я могла сослаться на эту причину!
Полное идиотство. Забавно было видеть, как госпожа ван Даан покраснела. Я же не краснею почти никогда, и это злит ее ужасно!
Понедельник, 28 сентября 1942 г. Мое вчерашнее письмо мне так и не удалось закончить. Кажется, что я буду писать тебе бесконечно, так много еще надо рассказать.
Но сначала скажу следующее: совершенно не могу понять, почему взрослые из всего, даже незначительных мелочей создают проблемы! До сих пор я думала, что ссоры из-за пустяков — это детская привычка, которая проходит с годами. Конечно, бывают причины для настоящих ссор, но наши перебранки здесь так бессмысленны!
Увы, я должна к ним привыкнуть: они стали неотъемлемой частью нашей жизни. Но как привыкнуть, если я сама являюсь темой почти каждой «дискуссии». Здесь ссоры называют «дискуссиями» на немецкий манер — глупость ужасная… Меня беспощадно обсуждают и критикуют со всех сторон: привычки, характер, манеру держаться.
Я должна впервые в жизни терпеть крики и грубые слова, да еще смиренно молчать при этом! Нет, я так не могу! Не собираюсь выслушивать дальше их оскорбления!
Покажу им, на что я способна, так что они в итоге заткнутся и посмотрят на меня совсем другими глазами… Додумаются, наконец, что должны заняться не моим, а собственным воспитанием. Да как они смеют! Просто нахалы.
До сих пор поражаюсь их невозможным манерам, а прежде всего глупостям госпожи ван Даан. Еще немного, и я наберусь решительности, и отвечу им… Тогда они заговорят иначе! Да что ж, неужели я, в самом деле, такая невоспитанная, упрямая, своевольная, ленивая, и так далее, как утверждают наши верхние?
Конечно же нет, хотя у меня есть недостатки, но так преувеличивать!.. Ах Китти, если б ты знала, как все во мне кипит во время наших перебранок! Кажется, еще немного, и я просто взорвусь.
Но хватит об этом, представляю, как тебе надоели наши ссоры… Тем не менее, не могу не рассказать о недавней интересной дискуссию за столом. Мы перескакивали с одной темы на другую и заговорили об исключительной скромности Пима. Эта его черта — неоспоримый факт, ее замечают все, даже круглые дураки.
Так вдруг госпожа ван Даан, которая всегда переводит разговор на себя, заявила: «Ах, а я такая скромная, не сравнить с моим мужем! Подумать только! И как она продемонстрировала свою скромность именно этим заявлением… Господин ван Даан счел необходимым уточнить сравнение с «моим мужем» и проговорил очень спокойно: «А я никогда не стремился быть скромным.
Достаточно видел в жизни подтверждений, что наглецы добиваются гораздо большего». И обратился ко мне: «Так вот, не скромничай, Анна, и тогда далеко пойдешь! Но госпожа ван Даан не унималась, тем более, разговор перешел на ее любимую тему: воспитание.
Правда, в этот раз она обратилась не ко мне, а к моим родителям: «Однако, оригинальные у вас взгляды! Не могу себе представить, чтобы в моей юности… Да и сейчас такое недопустимо, разве что в вашей ультрасовременной семье! Она явно намекала на мамину систему воспитания, о которой здесь часто спорят.
Госпожа вся раскраснелась от возбуждения. А тот, кто краснеет в пылу спора, обычно проигрывает. Мама, сохранившая как спокойствие, так и цвет лица, хотела закончить разговор как можно скорее.
Не долго думая, она ответила: «Госпожа ван Даан, я действительно придерживаюсь мнения, что излишняя скромность вредит. Мой муж, Марго и Петер — слишком скромны. А вашего мужа, вас, Анну и меня хоть наглыми не назовешь, но постоять за себя мы умеем!
Госпожа ван Даан: «Ах, я вас совсем не понимаю! Как вы могли назвать меня нескромной? Ведь мне это совершенно не свойственно…» Мама: «Вы, конечно, не нахалка, но скромницей вас никто не считает».
Госпожа: «Хотелось бы знать, что вы имеете в виду. Если бы я здесь сама не заботилась о себе, то умерла бы с голоду, и никому не было бы до этого дела… Я не менее скромная, чем ваш муж». Маме ничего не оставалось, как посмеяться над этой нелепой самозащитой.
Раздражение госпожи ван Даан от этого усилилось, и она продолжала выступать на смеси немецкого и голландского. Наконец наша мастерица по красноречию запуталась в собственных словах, встала и собралась выйти из комнаты, но тут ее взгляд упал на меня. О, надо было видеть ее лицо!
Как назло, в тот момент, когда мадам стояла ко мне спиной, я сочувственно-иронически покачала головой, скорее невольно, чем намеренно. Госпожа вернулась и начала орать по-немецки: грубо, по-хамски, ни дать ни взять — жирная и раскрасневшаяся торговка! Ну, и зрелище!
Если бы я умела рисовать, то так и изобразила бы ее — смешное, маленькое и тупое ничтожество. Теперь я знаю наверняка одну вещь: человека узнаешь только после настоящей ссоры. Лишь тогда он показывает свой истинный характер!
Вторник, 29 сентября 1942 г. Нам, здесь в Убежище, приходится сталкиваться с самыми неожиданными трудностями. Подумай только, ванной у нас нет, есть лишь корыто, а горячая вода подается только внизу, в конторе.
Вот и приходится нам семерым купаться по очереди. А люди мы, конечно, разные и стесняемся в разной степени, поэтому каждый выбрал себе особое местечко для мытья. Для Петера — это кухня, хотя двери там стеклянные.
Петер заранее лично подходит к каждому из нас и просит в ближайшие полчаса не заходить на кухню. Эту меру предосторожности он считает вполне достаточной. Господин ван Даан моется наверху.
Он предпочитает делать это в собственной комнате и не ленится носить туда тяжелые ведра с горячей водой. Его супруга еще не разу не купалась: никак не может решить, какое место для нее самое удобное. Папа моется в директорском кабинете, мама — в кухне, за камином.
А мы с Марго присмотрели себе местечко в зале конторы. По субботам днем закрываем занавески и приступаем к делу. Пока одна из нас моется, другая смотрит через щелочку в окно и рассказывает забавные вещи о прохожих.
Но неделю назад мне это место разонравилось, и я занялась поисками чего-то более комфортного. Петер дал мне хороший совет: использовать туалет директорского кабинета. И верно, там я могу мыться за закрытой дверью, сидя, при свете и сама без чужой помощи выливать грязную воду.
В воскресенье я впервые помылась на новом месте и должна сказать, что нашла его самым удобным. В среду приходил водопроводчик, чтобы переместить трубы из туалета конторы в коридор, иначе они могли бы замерзнуть в зимние холода. Но для нас этот визит был мало приятным!
Не только нельзя было в течение дня включать краны с водой, но и посещать туалет! Не очень прилично рассказывать тебе, как мы выпутались из положения. Но я и не ханжа, чтобы молчать о таких вещах.
Еще в первые дни нашего пребывания здесь мы с папой запаслись ночным горшком, точнее заменяющей его большой стеклянной емкостью. Вот его мы и поставили в комнате и использовали по назначению. На мой взгляд, неудобство терпимое, а вот целый день тихо сидеть и молчать — это ужасно!
Особенно для такой болтушки, как я.
Она умерла в концлагере, когда ей было 15 лет. Ее дневник, который она вела в Амстердаме, прячась с семьей от нацистов, стал известен всему миру. Анна Франк вела дневник с 12 июня 1942 года до 1 августа 1944-го. Сначала она писала свои письма только для себя самой — до весны 1944-го, когда она услышала по радио «Оранье» радиостанция нидерландского правительства в эмиграции, вещавшая из Лондона выступление Болкестейна, министра образования в нидерландском правительстве в эмиграции. Министр сказал, что после войны все свидетельства о страданиях нидерландского народа во время немецкой оккупации должны быть собраны и опубликованы.
Анну вместе со старшей сестрой перевели в еврейский лицей. Началось время преследований. Подарок на тринадцатилетие Дневник Анны Франк. На свой тринадцатый день рождения Анна-Мария получила в подарок многостраничный дорогой альбом для автографов, который закрывался с помощью крохотного ключика. Девочка лично попросила купить ей эту вещицу, увидев однажды её на витрине магазина. Анна решила — это и станет её личным дневником. Сперва дневниковые записи описывали её ровесников, учёбу, товарищей, первую влюблённость и разные переживания девочки-подростка. Но в скором времени, сама того не осознавая, Анна Франк стала переносить на бумагу абсолютно отличную реальность. Анна в лицее. С малых лет девочка мечтала стать актрисой, она до войны не упускала возможности поприсутствовать на местных киносеансах — пришедший режим запрещал евреям посещать кино. Если раньше они с друзьями могли стать гостем любого кафе, то в начале 40-х из всех заведений Амстердама только два открывало свои двери для еврейских детей. В школу она ходила пешком. И к зубному. И на дополнительные занятия тоже. В принципе, евреям разрешалось передвигаться исключительно на своих двоих. Тогда-то Анна по-настоящему признала достоинство трамвайных поездок. Это была невыносимая жизнь в постоянном страхе, но это была жизнь. Пока и такую для евреев не запретили. В июле 1941 года на пороге дома семьи Франков появились два человека — представители гестапо. Они преподнесли повестки на имя Отто и Марго Франк. Глава семейства скомандовал: в убежище. Относительно просторное убежище на Принсенграхт вмещало две семьи. В те времена убежищами чаще всего служили небольшие комнаты в сырых подвалах или на пыльных чердаках. Те, кто прятался в сёлах, иногда могли позволить себе выйти на улицу, но только при условии, если опасность быть обнаруженными была минимальной.
Под впечатлением от этих слов Анна решила после войны издать книгу, в основу которой лег бы ее дневник. Анна стала переписывать свои заметки, при этом она что-то изменяла, опускала куски, казавшиеся ей неинтересными, и прибавляла из своих воспоминаний новые. Наряду с этой работой она продолжала вести первоначальный дневник, последняя запись которого датирована 1 августа 1944 года. Три дня спустя, четвертого августа, восемь обитателей Убежища были арестованы немецкой полицией. Мип Гиз и Беп Фоскейл подобрали Аннины записки сразу после ареста. Мип хранила их в ящике стола конторы и отдала отцу девочки Отто Франк, когда о смерти Анны стало достоверно известно. Первоначально Франк не ставил перед собой цели опубликовать дневник, но позже решился на это, поддавшись советам и уговорам друзей. Из первоначального дневника и второй его версии он составил новый сокращенный вариант, опубликованный в 1947 году. В то время не было принято открыто говорить на сексуальные темы, поэтому соответствующие отрывки Отто Франк не включил в издание. Также он опустил пассажи, в которых Анна негативно отзывалась о своей матери и других обитателях Убежища. Ведь она писала дневник в сложный возрастной период — между тринадцатью и пятнадцатью годами — и выражала как симпатии, так и антипатии прямо и открыто. Отто Франк умер в 1980 году. Оригинал дневника Анны он завещал Амстердамскому государственному институту военной документации.
Анна Франк "Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944": обзор книги
1 августа 1944 года была сделана последняя запись в дневнике Анны Франк. А 12 июня ей могло бы исполниться 87 лет. Пришла бы многочисленная родня: дети, внуки и правнуки. Для тех, кто никогда не слышал про Анну Франк и её историю, в кратце поясню. Эта книга, это её переведённый и опубликованный дневник о её жизни и жизни её и ещё одной семьи в тот период, когда они скрывались в убежище от немцев. Анна Франк вела дневник с 12 июня 1942 по 1 августа 1944 года. Вся семья Франк, за исключением отца, погибла в фашистском концлагере. Уцелевший Отто Франк умер в 1980 году.
55 комментариев
- Анна Франк. - Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944 краткое содержание
- Дневник Анны Франк. Дневник еврейской девочки
- Скачать книгу
- Анна Франк.: другие книги автора
- Читать книгу Убежище. Дневник в письмах Анны Франк : онлайн чтение - страница 1
- Вместо предисловия
Анна Франк. Дневник жизни
А потом, через несколько дней, я узнала, что Марго упала со своей койки. Вот так, на каменный пол, мертвой. На следующий день Анна тоже умерла». В начале 1945 года по лагерю смерти прокатилась эпидемия сыпного тифа, унесшая жизни тысяч узников. Неизвестно, когда умерли сестры Франк, но историки считают, что это, скорее всего, февраль или март 1945 года. Только в марте погибло 18 000 заключенных. В общей сложности 52000 заключенных умерли в Берген-Бельзене и были похоронены в лагере. Их мать Эдит Франк умерла в январе 1945 года от голода, и ее тело было либо кремировано, либо захоронено на месте в Освенциме. Отец Анны Отто, который был заключен в Освенциме в мужское отделение, был единственным членом своей семьи, который выжил и был освобожден Советской Армией.
После окончания войны Отто вернулся в Амстердам и получил дневник своей дочери от Мип Гис. Позже он решил опубликовать дневник в память о дочери, так как она хотела стать писателем. Он женился во второй раз на бывшей соседке и выжившей в лагере Эльфриде Гейрингер и умер от старости в августе 1980 года.
Печальная история узницы стала известна на весь мир после публикации дневников, которые она вела во время пребывания в убежище. О нелегкой судьбе писательницы Анны Франк стало известно после публикации ее дневников — сначала в документальной версии, а затем в виде художественного фильма.
В своих воспоминаниях женщина описывала страшный для Германии период, когда к власти пришел Адольф Гитлер и вся его нацистская компания, уничтожившая миллионы евреев. Детство и юность Аннелиз Мария Франк родилась 12 июня 1929 года в немецком городе Франкфурт-на-Майне в обеспеченной семье еврейского предпринимателя. Детство Анны и ее старшей сестры Марго было безоблачным и счастливым до прихода к власти нацистов во главе с их лидером Адольфом Гитлером. Родители девочек стойко противостояли глобальному экономическому кризису 1930-х, однако с каждым годом ситуация усугублялась повсеместными проявлениями антисемитизма, которые поддерживало нацистское правительство. Несмотря на это писательнице удалось сохранить воспоминания о беззаботном детстве, когда она вместе с сестрой играла в песочнице и гуляла в саду, предаваясь веселым детским играм. Маленькая Анна Франк Район, где проживали Франки, был населен жителями разных национальностей и конфессий — евреями, католиками, протестантами.
Аннелиз со свойственным детям любопытством интересовалась культурой и обычаями своих соседей, с удовольствием посещала их традиционные праздники. В свою очередь, дети других религий никогда не отказывались от совместного празднования Хануки, которое устраивали родители Анны и Марго. Франки были евреями либерального толка — национальные традиции они чтили, но без излишнего фанатизма. Девочки обожали своего отца — Отто Франка. Пим, как они называли родителя, по вечерам укладывал их спать и обязательно читал сказки собственного сочинения. Эти трогательные моменты впоследствии стали частью знаменитых мемуаров Анны.
В начале 1930-х семья перебралась в другой район Франкфурта — Гангхоферштрассе. Место жительства пришлось сменить из-за финансовых трудностей, которые испытывала некогда процветающая контора Отто. Кроме всего прочего, прежний арендодатель Франков поддался антисемитским настроениям и вступил в национал-социалистическую партию, известную крайне негативным отношением к евреям. Соседи подозревали об истинных причинах переезда семейства, но, в целом, к ним относились благодушно. Девочки быстро освоились и подружились с детьми из нового квартала, хотя еще долго скучали по прежним друзьям. Жилище Франков находилось в нескольких минутах ходьбы до школы Рихтера, куда вскоре поступила учиться Марго.
В этом учебном заведении к ученикам относились довольно лояльно, позволяли высказывать собственную точку зрения и находить пути коммуникации с педагогами. На Гангхоферштрассе семья прожила около двух лет, после чего из-за тяжелого материального положения Отто был вынужден перевезти домочадцев к своей матери. Марго пришлось сменить школу, и родители опасались, что новые одноклассники и учителя станут притеснять девочку из-за еврейских корней.
Она воображает себя красавицей, хотя в действительности дело обстоит совсем наоборот. Ильза Вагнер — веселая и отличная девочка, но чересчур дотошная и может нудить часами. Ильза довольно сильно привязана ко мне.
Вообще-то она умница, но лентяйка. Все, что ей рассказывают, она выбалтывает матери. Но свое мнение она высказывает откровенно, и я очень хорошо отношусь к ней, особенно в последнее время. Нанни ван Праах-Сихаар — забавная, маленькая, умная девочка. Мне она нравится. Она довольно хорошенькая.
Многого о ней не скажешь. Эфье де Йонг, по-моему, просто неподражаема. Ей только исполнилось двенадцать, но она настоящая дама. Со мной она ведет себя так, будто я младенец. Еще она всегда готова помочь, и поэтому она мне нравится. У нее милое лицо, но на уроках она довольно тупа.
Я думаю, что ее оставят на второй год, но об этом я ей, конечно, не говорю. И в завершение рассказа о наших двенадцати девочках — сижу я с Х. О мальчиках говорить можно много, но все равно будет мало. Морис Костер — один из многих моих поклонников, но довольно занудный парень. Салли Спрингер — невероятный пошляк, и идет слух, что он с кем-то спарился. И все-таки он мне кажется чудесным парнем, потому что он ужасно смешной.
Эмиль Боневит — поклонник Х. Он довольно скучный. Роб Коэн тоже был влюблен в меня, но теперь я больше не могу его выносить. Это лицемерный, лживый, плаксивый, странный и скучный мальчишка, ужасно много из себя строит. Макс ван де Велде из крестьянской семьи в Медемблике, но он, как сказала бы Марго, вполне подходящий. Херман Коопман тоже ужасно пошлый, как и Йопи де Беер — страшный ухажер и бабник.
Лео Блом — закадычный друг Йопи де Беера и перенял от него пошлые привычки. Альберт де Мескита перешел из школы Монтессори номер шесть и перескочил через один класс. Ужасно умный. Лео Слахер тоже перешел к нам из этой школы, но он не такой умный. Рю Стоппелмон, маленький и странный мальчишка из Алмело, перевелся позже в нашу школу. Жак Кокерноот сидит позади нас вместе с Пам, и мы просто умираем со смеху Х.
Харри Схаап самый приличный мальчик у нас в классе, он вполне приятный. О Вернере Йозефе можно было бы сказать то же самое, но он большой тихоня и потому кажется скучным. Сам Саломон этакий хулиган с задворок, противный парень. Апи Рим довольно религиозный, но тоже дрянь. На этом я заканчиваю. В следующий раз у меня будет так много чего написать тебе, значит, я так много расскажу тебе.
Пока, ты такой чудесный! Для девочки вроде меня такое непривычное чувство — вести дневник! И не только потому, что я раньше никогда не писала. Мне кажется, что позже ни мне самой, ни кому-нибудь другому не будут интересны признания тринадцатилетней школьницы. Но на самом деле это не так важно, просто мне хочется писать, и больше того — высказать откровенно и абсолютно все, что у меня на душе. Эта поговорка вспомнилась мне в один из грустных дней, когда я сидела, уронив голову на руки, и от вялости не могла решить — то ли пойти гулять, то ли остаться дома, и в конце концов так и просидела в раздумьях на одном месте.
Действительно, бумага все стерпит, и так как я никому не собираюсь показывать эту тетрадь в картонном переплете, которая носит высокопарное название «дневник», — разве что в моей жизни появится когда-нибудь друг или подруга и станет настоящим другом или подругой, — то кому какое дело. Вот я и подошла к самому главному, откуда взялась у меня сама идея вести дневник: у меня нет настоящей подруги. Чтобы было совсем понятно, это надо бы объяснить, ведь никто не поймет, что тринадцатилетняя девочка совершенно одинока на всем белом свете. Конечно, это неправда. У меня милые родители и шестнадцатилетняя сестра, в общей сложности у меня наберется не менее тридцати знакомых и так называемых подружек. У меня уйма поклонников, они глаз с меня не сводят, а на уроках, когда ничего другого не остается, стараются поймать мой взгляд в осколке зеркальца.
У меня есть родственники, милые тетушки и хороший дом. Посмотреть со стороны — чего мне еще не хватает, кроме настоящей подруги. Со всеми моими знакомыми только и можно, что дурачиться, я с ними никогда ни о чем, кроме как о пустяках, поговорить не могу. Откровенность с ними невозможна, вот что главное. Может быть, что-то во мне самой мешает мне быть откровенной с другими, но факт остается фактом, и, к сожалению, тут ничего не поделаешь. Вот потому и дневник.
Но для того чтобы у меня перед глазами была настоящая подруга, о которой я так давно мечтаю, я не буду, как делают все, записывать в дневник разные факты; я хочу, чтобы эта тетрадь сама стала мне подругой, и эту подругу я буду звать Китти. История моей жизни! Идиотка, как я могла это забыть. Никто ничего не поймет, если вдруг ни с того ни с сего начать переписку с Китти, поэтому расскажу вкратце свою биографию, хотя и без удовольствия. Мой папа, самый изумительный из всех отцов, которых я когда-либо встречала, женился, когда ему уже было 36 лет, на моей маме, которой было тогда 25. Моя сестра Марго родилась в 1926 году во Франкфурте-на-Майне в Германии.
До четырех лет я жила во Франкфурте. Мы чистокровные евреи, поэтому мой отец в 1933 году уехал в Голландию. Он стал директором голландского акционерного общества по производству джема — «Опекта». В декабре Марго поехала в Голландию, а меня привезли в феврале и поставили на стол, как подарок ко дню рождения Марго. Вскоре я пошла в детский сад при школе Монтессори номер шесть. Там я оставалась до шести лет, потом пошла в первый класс.
В шестом классе я попала к директрисе мефрау Куперус. В конце учебного года мы очень трогательно простились и обе плакали, потому что мне пришлось перейти в Еврейский лицей, где уже училась Марго. В нашей жизни было довольно много тревог, так как наших родственников, оставшихся в Германии, не миновали законы Гитлера против евреев. После погромов 1938 года два моих дяди, мамины братья, бежали и благополучно прибыли в Северную Америку, а моя старая бабушка приехала к нам.
И в это же самое время вместе с семьей прятал в своей квартире евреев, а также помог герою Сопротивления МисакуМанушяну. За это в 2017 году Шарлю и его сестре Аиде вручили медали Рауля Валенберга. Активно снималась вплоть до крушения Третьего рейха, в 1936 году получила титул Государственной актрисы. Входила в ближайшее окружение Гитлера.
В апреле 1945 года была арестована советскими оккупационными властями и доставлена из Берлина в Москву, но через два месяца возвращена назад. Впоследствии стало известно, что Чехова, по всей вероятности, была агентом советской разведки. Руководитель 4-го управления НКВД, курировавший разведывательно-диверсионную работу, Павел Судоплатов утверждал, что она должна была участвовать в покушении на Гитлера. Однако документальных подтверждений работе Чеховой на советскую разведку не найдено. К началу 1930-х была международной звездой. В 1936 году отказалась от предложения Геббельса платить за каждый фильм, снятый в Германии с ее участием, 200 000 рейхсмарок, с правом ее свободного выбора темы, продюсера и режиссера. В 1937 году покинула рейх и подала на американское гражданство. Имела романтические отношения с писателем-антифашистом Ремарком и актером-антифашистом Габеном.
Публично отреклась от старшей сестры, узнав, что та принимает в своем кинотеатре и столовой надзирателей местного концлагеря Берген-Бельзен. В 1943 году прервала карьеру и три года выступала с концертами в войсках союзников. Песня «Лили Марлен» в ее исполнении была популярна и у американцев, и у солдат вермахта, причем для последних текст изменили, наделив пацифистским воздействием. Сразу после войны в 1945 году ненадолго посетила Германию. Есть версия, что Дитрих побывала на Нюрнбергском процессе. В 1947 году получила высшую награду американского военного министерства для гражданских лиц — медаль Свободы. В 1950 году стала кавалером ордена Почетного легиона, а позже — командором ордена. В 1960 году на гастролях ФБР столкнулась с травлей из-за антигерманской «предательской» позиции в военное время — ее забрасывали яйцами и плевали в лицо.
Премьера фильма совпала с приговором по делу Адольфа Эйхмана, которое рассматривалось в Иерусалиме. Героиня Дитрих вдова казненного нацистского генерала, прототипа Вильгельма Кейтеля произносила монолог о том, что немцы не знали о преступлениях нацизма. Дитрих не могла заставить себя проговорить эту реплику и в итоге просто сыграла свою мать, которую отличала именно такая осознанная лживая «слепота» по отношению к Третьему рейху. Воевал в Первую мировую на Западном фронте, был ранен, награжден Железным крестом I степени, от ордена и почетного знака отказался. То, что видел и пережил на войне, описал в романе «На Западном фронте без перемен», сразу после выхода ставшем мировой сенсацией. Германской премьере голливудского фильма по этой книге в 1930 году активно и массово пытались помешать национал-социалисты, в 1931 году Союз германских офицеров протестовал против присуждения Ремарку Нобелевской премии, заявляя, что он очернил германскую армию и солдат. А в 1933 году нацисты уже сжигали роман на кострах вместе с другими «антинародными» книгами, крича: «Предаем огню за литературное предательство солдат, во имя воспитания боевого духа немецкого народа». По поручению Геббельса распространили слухи, что Ремарк не был на фронте, что он еврей по фамилии Крамер так читается в обратном порядке «ремарк» , и что рукопись он украл у погибшего товарища.
На родине его лишили гражданства. Сестру Ремарка Эльфриду нацисты казнили на гильотине в 1943 году по обвинению в антигитлеровских высказываниях. Судья сказал ей прилюдно: «Ваш брат, к несчастью, скрылся от нас, но вам не уйти». Старшей сестре Эрне Ремарк выставили счет на 495 марок и 80 пфеннингов за тюремное содержание Эльфриды, судопроизводство и казнь. Брат узнал об этом только после войны и посвятил Эльфриде роман «Искра жизни». Целый ряд произведений Ремарк посвятил осмыслению природы нацизма. В Германию он никогда не вернулся — до самой смерти в 1970 году. Марлен Дитрих Марсель Марсо Марсель Марсо Легендарный французский мим, автор образа белого клоуна Бипа и родоначальник французской школы пантомимы.
Родился в еврейской семье в Страсбурге, на границе Франции и Германии. В начале войны Марселю было 16 семья бежала в Лимож. С 17 лет Марсель стал членом Сопротивления, а после освобождения Парижа вступил в Армию Свободной Франции де Голля, служил офицером связи с частями генерала Паттона. Урожденный Манжель, он взял псевдоним «Марсо» в честь генерала Марсо-Дегравье. Сам Марсо в Сопротивлении участвовал в спасении 70 еврейских приютских детей-сирот — при этом используя свой актерский талант. Детей переправляли в Швейцарию через Альпы под видом туристов, а Марсель изображал проводника, и каждый раз, когда он проходил мимо часовых, они его не узнавали и принимали за «другого человека». Вторым его подвигом было взятие в плен немецкого подразделения: исключительно актерской игрой он убедил немцев, что его маленький отряд — лишь авангард крупной французской дивизией, и нацисты сдались. Среди прочих наград Марсо вручили и высшую государственную награду Франции — орден Почетного легиона.
Почему стоит прочитать дневник Анны Франк.
Анна Франк и её семья считаются одними из самых известных жертв нацизма. Дневник Анны Франк. «Дневник» Анны Франк и в новом столетии останется одной из самых читаемых в мире книг. Пожалуй, сегодня, когда опубликованы сотни военных дневников и тысячи свидетельств о Катастрофе, мы имеем право прочесть его по-новому. один из наиболее известных и впечатляющих документов о зверствах фашизма - сделал ее имя знаменитым на весь мир. Анна вела дневник с 12 июня 1942 по 1 августа 1944 года.
Анна Франк. Дневник жизни
Разумник потому за французов мне кажется , что они теперь против нас, как в ту войну стоял за немцев — что они были против нас хуже нас никого нет. А Ляля потому против немцев теперь, что они победители, и ей жалко французов. Я же, как взнузданный, стоял за Гитлера». Весна 1941 года: «Я стою за победу Германии, потому что Германия — это народ и государство в чистом виде…» 1940-41 гг. Евреи и все присные им ненавидят кровно Гитлера, эта ненависть наполнила половину мира от Ротшильда до русского интеллигентного нищего, женатого на еврейке. С другой стороны, другая половина стала против евреев"; "Глубочайшее всенародное сочувствие немцам есть своеобразное проявление русского патриотизма в смысле призвания Рюрика". В 1943 году к 70-летию Пришвина наградили Орденом Трудового Красного знамени, а 15 февраля 1945 года он пишет: «После объявления в Крыму разгрома Германии во всей силе стал вопрос: за что же умирают немцы, какой смысл их героизма? Дневники начали публиковать только в 1982 году, для издателей они стали шоком, но тем не менее были изданы без купюр. Гастролировала в рейхе, выступала в Германии перед французскими военнопленными, фотографировалась с немецкими офицерами, получала огромные гонорары за ночные концерты для немцев, устроенные на верхнем этаже борделя. На другом этаже в это время прятали евреев, и концерты Пиаф были прикрытием. Она помогла скрыться целому ряду еврейских музыкантов, впоследствии ставших членами Сопротивления.
А французским пленным в немецких лагерях под видом автографов передавала поддельные документы. Михаил Пришвин Шарль Азнавур Шарль Азнавур Французский армянский певец Шарль Азнавур во время оккупации активно выступал в Париже и был очень востребован поклонниками-немцами. И в это же самое время вместе с семьей прятал в своей квартире евреев, а также помог герою Сопротивления МисакуМанушяну. За это в 2017 году Шарлю и его сестре Аиде вручили медали Рауля Валенберга. Активно снималась вплоть до крушения Третьего рейха, в 1936 году получила титул Государственной актрисы. Входила в ближайшее окружение Гитлера. В апреле 1945 года была арестована советскими оккупационными властями и доставлена из Берлина в Москву, но через два месяца возвращена назад. Впоследствии стало известно, что Чехова, по всей вероятности, была агентом советской разведки. Руководитель 4-го управления НКВД, курировавший разведывательно-диверсионную работу, Павел Судоплатов утверждал, что она должна была участвовать в покушении на Гитлера. Однако документальных подтверждений работе Чеховой на советскую разведку не найдено.
К началу 1930-х была международной звездой. В 1936 году отказалась от предложения Геббельса платить за каждый фильм, снятый в Германии с ее участием, 200 000 рейхсмарок, с правом ее свободного выбора темы, продюсера и режиссера. В 1937 году покинула рейх и подала на американское гражданство. Имела романтические отношения с писателем-антифашистом Ремарком и актером-антифашистом Габеном. Публично отреклась от старшей сестры, узнав, что та принимает в своем кинотеатре и столовой надзирателей местного концлагеря Берген-Бельзен. В 1943 году прервала карьеру и три года выступала с концертами в войсках союзников. Песня «Лили Марлен» в ее исполнении была популярна и у американцев, и у солдат вермахта, причем для последних текст изменили, наделив пацифистским воздействием. Сразу после войны в 1945 году ненадолго посетила Германию. Есть версия, что Дитрих побывала на Нюрнбергском процессе. В 1947 году получила высшую награду американского военного министерства для гражданских лиц — медаль Свободы.
В 1950 году стала кавалером ордена Почетного легиона, а позже — командором ордена. В 1960 году на гастролях ФБР столкнулась с травлей из-за антигерманской «предательской» позиции в военное время — ее забрасывали яйцами и плевали в лицо. Премьера фильма совпала с приговором по делу Адольфа Эйхмана, которое рассматривалось в Иерусалиме. Героиня Дитрих вдова казненного нацистского генерала, прототипа Вильгельма Кейтеля произносила монолог о том, что немцы не знали о преступлениях нацизма. Дитрих не могла заставить себя проговорить эту реплику и в итоге просто сыграла свою мать, которую отличала именно такая осознанная лживая «слепота» по отношению к Третьему рейху. Воевал в Первую мировую на Западном фронте, был ранен, награжден Железным крестом I степени, от ордена и почетного знака отказался. То, что видел и пережил на войне, описал в романе «На Западном фронте без перемен», сразу после выхода ставшем мировой сенсацией. Германской премьере голливудского фильма по этой книге в 1930 году активно и массово пытались помешать национал-социалисты, в 1931 году Союз германских офицеров протестовал против присуждения Ремарку Нобелевской премии, заявляя, что он очернил германскую армию и солдат. А в 1933 году нацисты уже сжигали роман на кострах вместе с другими «антинародными» книгами, крича: «Предаем огню за литературное предательство солдат, во имя воспитания боевого духа немецкого народа». По поручению Геббельса распространили слухи, что Ремарк не был на фронте, что он еврей по фамилии Крамер так читается в обратном порядке «ремарк» , и что рукопись он украл у погибшего товарища.
На родине его лишили гражданства. Сестру Ремарка Эльфриду нацисты казнили на гильотине в 1943 году по обвинению в антигитлеровских высказываниях. Судья сказал ей прилюдно: «Ваш брат, к несчастью, скрылся от нас, но вам не уйти».
Ведь она писала дневник в сложный возрастной период — между тринадцатью и пятнадцатью годами — и выражала как симпатии, так и антипатии прямо и открыто. Отто Франк умер в 1980 году. Оригинал дневника Анны он завещал Амстердамскому государственному институту военной документации. Институт провел расследование, установившее несомненную подлинность записей, после чего был издан новый вариант "Убежища", представляющий из себя комбинацию двух Анниных версий. Последняя публикация конца девяностых годов дополнена записью 8 февраля 1944 года и еще некоторыми пассажами, не известными до сих пор широкой публике.
Во второй версии дневника Анна всем действующим лицам, включая себя, дала псевдонимы. Отто Франк сохранил их частично в первом издании, оставив за членами своей семьи настоящие имена. В последующих публикациях подлинные имена сохранены также у помощников обитателей Убежища, получивших к тому времени мировую известность. Соответствующие им истинные имена приведены ниже. Августа род. Фритц Пфеффер род.
Благодаря новым технологиям текст стал читаемым впервые за 70 лет со дня публикации дневника.
Записи были сделаны 28 сентября 1942 года». История дневника Анны Франк Убежище, откуда Анна вела свои записи, размещалось в задней части дома на набережной Принсенграхт-263. Обеспечением семей продовольствием и предметами первой необходимости занимались добровольные помощники. В начале августа об убежище донесли в гестапо. Затем сестер Франк отделили от матери и перевели в концентрационный лагерь Берген-Бельзен. Там они подхватили сыпной тиф и скончались в феврале 1945 года, не дожив всего два месяца до освобождения лагеря англичанами. После ареста евреев голландка австрийского происхождения Мип Гиз, помогавшая нелегалам, смогла забрать дневник из убежища и хранила его у себя, пока не узнала о смерти Анны.
После этого она передала записи Отто, который оказался единственным выжившим из всей семьи Франков. Рукопись впервые опубликовали в 1947 году. Публикацию готовил отец Анны Франк и, возможно, вносил свои правки. Из-за этого достоверность записей впоследствии ставили под сомнение. Как были сделаны скрытые записи Во второй половине 28 сентября 1942 года — в понедельник — рабочие были заняты сносом офисного туалета, располагавшегося непосредственно под секретной пристройкой. Любой звук из укрытия был опасен, поэтому весь день Анна посвятила своему дневнику. Анна притворялась, что переписывается с воображаемыми друзьями Кити, Пьену и Лутье.
В тот день она написала в общей сложности четыре «письма» всем им. Кроме того, она редактировала ранние записи, сделав не менее 18 помарок. Ими, в частности, стали дополнения к подписям к фотографиям, к письмам отца и своей подруги Жаклин Ван Маарсен.
Но и это у них тоже потом отнимают! Семьи разлучают, отцов и матерей отрывают от детей. Бывает, что дети приходят домой из школы, а родителей нет, или жена уйдет за покупками и возвращается к опечатанной двери — оказывается, всю семью увели!
И среди христиан растет тревога: молодежь, их сыновей, отсылают в Германию. Везде горе! Каждую ночь сотни самолетов летят через Голландию бомбить немецкие города, каждый час в России и в Африке гибнут сотни людей. Весь земной шар сошел с ума, везде смерть и разрушение. Конечно, союзники сейчас в лучшем положении, чем немцы, но конца все равно не видно. Нам живется неплохо, лучше, чем миллионам других людей.
Мы сидим спокойно, в безопасности, мы в состоянии строить планы на послевоенное время, мы даже можем радоваться новым платьям и книгам, а надо было бы думать, как приберечь каждый цент и не истратить его зря, потому что придется помогать другим и спасать всех, кого можно спасти. Многие ребятишки бегают в одних тонких платьицах, в деревянных башмаках на босу ногу, без пальто, без перчаток, без шапок. В желудках у них пусто, они жуют репу, из холодных комнат выбегают на мокрые улицы, под дождь, ветер, потом приходят в сырую, нетопленую школу. Да, в Голландии дошло до того, что дети на улице выпрашивают у прохожих кусок хлеба! Я бы могла часами рассказывать, сколько горя принесла война, но мне от этого становится еще грустнее. Нам ничего не остается, как спокойно и стойко ждать, пока придет конец несчастьям.
И все ждут — евреи, христиане, все народы, весь мир... А многие ждут смерти! Среда, 3 мая 1944 г. Дорогая Китти,............ Наверно, ты представляешь себе, мы - один за другим - в отчаянии повторяем: "О, почему война продолжается, почему люди не могут жить в мире, почему уничтожают все вокруг? Да, почему в Англии сооружают все более гигантские самолеты и дома особой, легко восстанавливаемой конструкции?
Почему каждый день на войну тратятся миллионы, а на здравоохранение, искусство и бедных людей - ни цента?
12 Ава – последняя запись в дневнике Анны Франк
12 июня 1929 года родилась Анна Франк — еврейская девочка из Германии, которая после прихода к власти нацистов скрывалась с семьей в Нидерландах и вела в убежище дневник на нидерландском языке с 12 июня 1942 года (когда ей исполнилось 13) до 1 августа 1944 года. В Амстердаме создан дом-музей Анны Франк — в том здании, где она скрывалась и писала свой дневник. Дневник Анны Франк Дневник еврейской девочки Убежище В задней части дома. Het achterhuis Записи с 12 июня 1942 по 1 августа 1944 года. Анна Франк «Дневник». Записи на нидерландском языке, которые вела еврейская девочка Анна Франк с 12 июня 1942 по 1 августа 1944 года в период нацистской оккупации Нидерландов.
Дневник Анны Франк
Анна Франк и её семья считаются одними из самых известных жертв нацизма. Дневник Анны Франк. Анна Франк вела дневник с 12 июня 1942 года до 1 августа 1944-го. Сначала она писала свои письма только для себя самой – до весны 1944-го, когда она услышала по радио «Оранье»[1]1 Радиостанция нидерландского правительства в эмиграции, вещавшая из Лондона. Как питалась семья Франк А это рассказ о дне рождения Анны 13 июня 1944 г. (напомним, в это время шла кровопролитная война и десятки миллионов людей испытывали невероятные лишения): Вот и прошел мой день рождения. Мне исполнилось пятнадцать. Я получила. Дневник Анны Франк. На свой тринадцатый день рождения Анна-Мария получила в подарок многостраничный дорогой альбом для автографов, который закрывался с помощью крохотного ключика. Моя сестра Марго родилась в 1926 году во Франкфурте-на-Майне, а 12 июня 1929 года появилась я. Мы евреи, и поэтому нам пришлось в 1933 году эмигрировать в Голландию, где мой отец стал одним из директоров акционерного общества «Травис». Описание. "Дневник" Анны Франк и в новом столетии останется одной из самых читаемых в мире книг. Пожалуй, сегодня, когда опубликованы сотни военных дневников и тысячи свидетельств о Катастрофе, мы имеем право прочесть его по-новому.
20 незабываемых фактов о жизни и смерти Анны Франк
Хотя сам дневник представлял собой маленький альбом для автографов, Анна решила использовать его именно в качестве дневника. С первой же записи она вела дневник в письмах на нидерландском языке первым её языком был немецкий, но и нидерландский она начала учить с раннего детства , которые адресовала вымышленной ею подруге Китти хотя некоторые исследователи предполагают, что это могла быть её подруга Китти Эйхэйди, но последняя выразила сомнение, что дневник мог быть адресован именно ей. В них она рассказывала Китти всё, что происходило с ней и с другими обитателями убежища каждый день. Свой дневник Анна назвала «Het Achterhuis» рус. В заднем доме. В русской версии — «Убежище».
Запись 19 ноября 1942: Немцы звонят в каждую дверь и спрашивают, не живут ли в доме евреи… Вечером, когда темно, я вижу колонны людей с плачущими детьми. Они идут и идут, осыпаемые ударами и пинками, которые почти сбивают их с ног. Никого не осталось — старики, младенцы, беременные женщины, больные — все тронулись в этот смертельный поход. Сначала Анна вела дневник только для себя. Весной 1944 года она услышала по нидерландскому радио Оранье редакция этого радио эвакуировалась в Англию, откуда вещала вплоть до конца войны выступление министра образования Нидерландов Херрита Болкештейна.
В своей речи он призывал граждан сохранять любые документы, которые станут доказательством страданий народа в годы немецкой оккупации. Одним из важных документов были названы дневники. Под впечатлением от выступления Анна решила на основе дневника написать роман. Она тут же начинает переписывать и редактировать свой дневник, параллельно продолжая пополнять первый дневник новыми записями. Обитателям убежища Анна, включая себя, даёт псевдонимы.
Анна Франк не обличает, не пытается говорить от имени народа так считал Илья Эренбург , не ищет объяснений в большой истории. Вместо больших цифр и громких слов переживание ценности каждого часа, каждого незначительного события в тесном мире «убежища», каждого движения души — живое требовательно заявляет о своем праве быть и остаться в слове перед лицом небытия.
Ассистентка у зубного врача очень славная, внимательная. Мы можем пользоваться только перевозом — и все. Это маленький катер, он идет от Йозефизраэлськаде, и перевозчик сразу перевез нас, как только мы попросили. Голландцы, безусловно, не виноваты, что нам так плохо. Если б только не ходить в школу! На пасху украли мой велосипед, а мамин папа отдал на хранение знакомым.
К счастью, скоро каникулы, еще неделя — и конец мучениям. Вчера днем случилось что-то очень приятное. Когда я проходила мимо того места, где обычно стоял мой велосипед, меня кто-то окликнул. Я обернулась и увидела очень симпатичного мальчика, с которым я познакомилась накануне у моей школьной подруги Евы. Он немножко стеснялся, назвал свое имя: Гарри Гольдберг. Я удивилась — не понятно, что ему было нужно. Но скоро все выяснилось: он хотел проводить меня в школу. Гарри уже 16 лет, и он очень мило рассказывает всякие истории.
Утром он опять ждал меня, очевидно, теперь так и пойдет. Вторник, 30 июня 1942 г. До сегодняшнего дня мне было совсем некогда писать. В четверг провела весь день у знакомых. В пятницу к нам пришли гости, и так — до сегодняшнего дня. За эту неделю мы с Гарри подружились. Он мне много рассказал о себе. Сюда, в Голландию, он приехал один, тут у него дедушка и бабушка, а родители — в Бельгии.
Раньше он дружил с девочкой Фанни. Я ее тоже знаю. Она — образец кротости и скуки. С тех пор как Гарри со мной познакомился, он понял, что с Фанни ему скучно до одури. Я его, как видно, развлекаю. Никогда не знаешь, на что пригодишься! В субботу у меня ночевала Йоппи. Но в воскресенье она ушла к Лиз, и я скучала смертельно.
Вечером Гарри должен был прийти ко мне. В шесть он позвонил: «Говорит Гарри Гольдберг. Можно позвать Анну? Как поживаешь? Но мне хочется с тобой поговорить. Можешь выйти ко мне через десять минут? Я поскорее переоделась и немножко поправила волосы. Потом стояла у окна и волновалась.
Наконец он пришел. Чудо из чудес — я не помчалась с лестницы стремглав, а спокойно ждала, пока он позвонит. Тогда я спустилась вниз, и он сразу начал: «Слушай, моя бабушка считает, что ты для меня слишком молода. Она говорит, что мне надо бывать у Лурсов. Она, должно быть, поняла, что я не хочу видеться с Фанни». Но пусть она ходит к нам в гости, а я буду бывать у них. А потом я думал, что Фанни дружит с другими мальчиками. Оказывается, это неправда, и теперь дядя говорит — ты должен перед ней извиниться.
А я не хочу. Поэтому я решил с ней больше не встречаться. А бабушка хочет, чтобы я бывал у Фанни, а не у тебя, но я и не подумаю! У стариков бывают какие-то устарелые представления. Но мне с ними считаться нечего. Конечно, я завишу от бабушки, но и она отчасти от меня зависит. По средам я свободен, и дед с бабушкой думают, что я хожу на уроки лепки, а на самом деле я бываю на сионистских собраниях. Мы-то не сионисты, но мне просто интересно про них знать.
Хотя в последнее время мне там что-то не нравится, и больше я туда ходить не буду. Значит, мы можем с тобой видеться в среду и в субботу днем и вечером, и в воскресенье вечером, а может быть, даже чаще». Мы завернули за угол, около книжной лавки — и там стоял Петер Вессель с двумя товарищами. Я его увидела в первый раз после каникул и страшно обрадовалась. Мы с Гарри обошли весь квартал несколько раз и в конце концов договорились, что завтра вечером, без пяти семь, я буду ждать у его дома. Пятница, 3 июля 1942 г. Вчера Гарри пришел к нам — познакомиться с моими родителями. Я купила торт, конфет и кекс.
Мы пили чай, но нам с Гарри стало скучно сидеть дома. Мы ушли гулять, и в десять минут девятого он проводил меня домой. Отец страшно сердился, что я вернулась так поздно. Евреям очень опасно появляться на улице после восьми вечера, и я обещала всегда приходить домой без десяти восемь. Назавтра меня пригласили к Гарри. Моя подруга Йоппи вечно меня дразнит им. Но я вовсе не влюблена в него. Разве нельзя иметь друга?
Нет ничего дурного в том, что у меня есть друг или, как говорит мама, кавалер. Ева мне рассказала, что Гарри недавно был у нее и она его спросила: «Кто тебе больше нравится — Фанни или Анна? И сразу убежал. Я замечаю, что Гарри ужасно в меня влюблен, и для разнообразия мне это даже нравится. Марго сказала о нем: «Гарри — славный малый». По-моему, тоже и даже больше. Мама от него в восторге. Я рада, что Гарри понравился всему нашему семейству и ему они тоже очень нравятся.
Только мои подруги кажутся ему совершенными детьми — и тут он прав. Воскресенье, 5 июля 1942 г. Годовой акт в пятницу прошел отлично — нас перевели. У меня совсем неплохие отметки. Только одно «плохо», по алгебре — пять, потом — две шестерки, а остальные все — семерки и две восьмерки [2]. Дома все очень довольны. Мои родители непохожи в этом на других. Им неважно — плохие или хорошие у меня отметки, им гораздо важнее, чтобы я «прилично» себя вела, была здоровая и веселая.
Лишь бы тут все было в порядке, остальное приложится. Но мне все же хотелось бы хорошо учиться.
На свой тринадцатый день рождения Анна-Мария получила в подарок многостраничный дорогой альбом для автографов, который закрывался с помощью крохотного ключика. Девочка лично попросила купить ей эту вещицу, увидев однажды её на витрине магазина. Анна решила — это и станет её личным дневником. Сперва дневниковые записи описывали её ровесников, учёбу, товарищей, первую влюблённость и разные переживания девочки-подростка. Но в скором времени, сама того не осознавая, Анна Франк стала переносить на бумагу абсолютно отличную реальность. Анна в лицее.
С малых лет девочка мечтала стать актрисой, она до войны не упускала возможности поприсутствовать на местных киносеансах — пришедший режим запрещал евреям посещать кино. Если раньше они с друзьями могли стать гостем любого кафе, то в начале 40-х из всех заведений Амстердама только два открывало свои двери для еврейских детей. В школу она ходила пешком. И к зубному. И на дополнительные занятия тоже. В принципе, евреям разрешалось передвигаться исключительно на своих двоих. Тогда-то Анна по-настоящему признала достоинство трамвайных поездок. Это была невыносимая жизнь в постоянном страхе, но это была жизнь.
Пока и такую для евреев не запретили. В июле 1941 года на пороге дома семьи Франков появились два человека — представители гестапо. Они преподнесли повестки на имя Отто и Марго Франк. Глава семейства скомандовал: в убежище. Относительно просторное убежище на Принсенграхт вмещало две семьи. В те времена убежищами чаще всего служили небольшие комнаты в сырых подвалах или на пыльных чердаках. Те, кто прятался в сёлах, иногда могли позволить себе выйти на улицу, но только при условии, если опасность быть обнаруженными была минимальной. Вход в тайник скрывался за массивным передвижным книжным шкафом.
В записи от 21 августа 1942 года Анна рассказывает, что вместе с ними в убежище пряталось ещё семь человек. Тёмное сырое убежище стало домом для семьи Франков на следующие два года.
Содержание
- Последняя запись Анны Франк
- Об этой книге
- Характеристики
- Анна Франк.: другие книги автора
- Анна Франк.: Убежище. Дневник в письмах: 12 июня 1942 - 1 августа 1944