Наверное, не случайно появляется рассказ «Легкое дыхание», где Бунин создает необыкновенно очаровательный, воздушный и легкомысленный образ Оли Мещерской.
Тема любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи»
Так ли все это важно, если «Жизнь Арсеньева» — это блестящий образец отечественной психологической прозы начала XX века, умело и точно исследующий душу русского интеллигента. Это — произведение, за которое Бунин наконец-таки был удостоен Нобелевской премии. Бунин, мало кто умеет», — писал об Иване Алексеевиче Александр Блок. И действительно: кто не знает эти строки? Картины природы, созданные Буниным, восхищали читателей и критиков. Особенной его любовью пользовалась природа русской деревни, во многом этому способствовало детство писателя, прошедшее в имении под Орлом. Стихотворение «Листопад», давшее название сборнику, он написал в 1900-м году и посвятил его Максиму Горькому. А за сам сборник в 1903 году ему присудили Пушкинскую премию. Это был дебют 30-летнего Бунина как прозаика, вынесшего на суд читателей свой лирический монолог-воспоминание.
Язык и стиль изложения настолько поэтичны и легки, что уже с первых строк ты невольно погружается в атмосферу ранней осени, пьянящего запаха созревающих яблок и прохладной свежести. Он писал его трудно, отталкиваясь от событий Первой русской революции, пытаясь найти ответ на вопрос, что же такое загадочная «русская душа», при этом на первый план им были выведены простые мужики, братья Красовы, Тихон и Кузьма. Произведение поначалу вызвало шквал критики у читающей публики, обвинения в непатриотизме. А вот Горький прочитал «Деревню» с волнением и радостью за ее автора. Как показало будущее, Бунин в своих неутешительных прогнозах грядущего был абсолютно прав. Иван Алексеевич справедливо полагал, что его популярность в России как писателя началась именно с «Деревни». В ней Бунин продолжает рисовать незавидную картину обнищания и вырождения русского народа. И теперь он пристально исследует столбовых дворян.
Повесть полна драматизма и боли, ведь в судьбах ее героев — потомственных аристократов Хрущевых угадываются факты подлинной семейной истории рода Буниных.
Дружба Бунина и Куприна О Куприне Бунин пишет в своих дневниках: «Сколько раз, сколько лет и какой бешеной скороговоркой кричал он мне во хмелю впоследствии: — Никогда не прощу тебе, как ты смел мне благодетельствовать, обувать меня, нищего, босого! Бунина и Куприна объединяла дружба и разъединяло пьянство Куприна. Бунин вспоминает: «…Я как-то встретил его на улице и внутренне ахнул: и следа не осталось от прежнего Куприна! Он шёл мелкими, жалкими шажками, плёлся такой худенький, слабенький, что, казалось, первый порыв ветра сдует его с ног. Он не уехал в Россию, — его туда увезли, уже совсем больного, впавшего в младенчество. Я испытал только большую грусть при мысли, что уже никогда не увижу его больше» [27]. К поэме «Листопад» можно найти запись о посвящении ее М.
Позднее от посвящения Бунин отказался. Главная причина разрыва отношений — в том, что Горький «стал ярым большевиком». Я ответил, что говорить нам теперь не о чем, что я считаю наши отношения с ним навсегда кончеными» [29]. И еще: «…Таков был Горький. А сколько было еще ненормальных! Цветаева с ее непрекращавшимся всю жизнь ливнем диких слов и звуков в стихах, кончившая свою жизнь петлей после возвращения в Советскую Россию; буйнейший пьяница Бальмонт, незадолго до смерти впавший в свирепое эротическое помешательство; морфинист и садистический эротоман Брюсов; запойный трагик Андреев… Про обезьяньи неистовства Белого и говорить нечего, про несчастного Блока — тоже: …у Блока была с молодости жестокая цинга, жалобами на которую полны его дневники, так же как и на страдания от вина и женщин…» [30]. Есенин, Маяковский, Блок Бунин пренебрегал Есениным, Маяковским, считал, что у символистов, декадентов, акмеистов, футуристов в литературе нет или не должно быть будущего. И хотя некоторые не разделяли подобной позиции, тем не менее не могли не признать, что такую оценку дает сам Бунин — мастер поэзии.
Литературный критик писал: «Стихов [31] такой сдержанной силы, такой тонкости и такого вкуса немало у Бунина. Бунин говорил о Есенине: «Память, которую оставил по себе Есенин как человек, далеко не светла. И то, что есть теперь люди, которые называют ее светлой, — великий позор нашего времени» [33]. О Есенине была статья Владислава Ходасевича в «Современных записках»: автор говорил, что у Есенина, в числе прочих способов обольщать девиц, был и такой: он предлагал намеченной им девице посмотреть расстрелы в Чека, — я, мол, для вас легко могу устроить это. Обвинив современную ему литературу в болезненном упадке, Бунин одним из главных критериев в оценке того или иного писателя ставит его отношение к событиям 1917 года. Бунин и ранее не принимал В. Маяковского, А. Блока, С.
Но после «Мистерии-буфф», «Двенадцати», «Инонии» и «Сорокоуста» он выступает против них с последовательной, бескомпромиссной враждебностью. Что положило ей конец? Тоже честолюбие. И каким прекрасным предлогом дурачить толпу была для нас всех свобода! В 1920-е годы И. Бунин выдвигается как лидер большинства эмигрантов, исповедовавших православно-монархические идеалы. Приведу высказывания писателя о его гражданской и политической позиции по отношению к событиям 1917 года. На этом остановлюсь более подробно, поскольку сегодня многие из русских недооценивают опасности происходившего и не имеют представления о моральном облике тех, кто управлял этими процессами.
Идейный противник Октября, Бунин оставался великим патриотом своей страны… [37] Дневник «Окаянные дни» и более поздние записи, например, «Миссия русской эмиграции», включая статьи и публичные выступления, дают достаточное представление о том, как Бунин воспринимал величайшую трагедию русского народа — Октябрьский переворот. Ясность речи, свидетельства Бунина об этой эпохе хорошо характеризуют писателя как зрелого, трезвомыслящего и в суждениях независимого гражданина. Он видел, как ломали, опошляли, портили русскую нацию, лишали ее основы русской культуры и ее души — русского языка, русской веры. По словам Бунина, ссылающегося на заключение врачей-психиатров Пироговского съезда в Харькове, «целым будущим поколениям России грозит маразм и вырождение» [38]. Революция, а точнее, бессмысленный и беспощадный русский бунт, где разинская и пугачевская голь, «лодыри» и «босяки», а того пуще — интернациональные садисты, психопаты-матросики и всякого рода уголовная рвань, направляемая на «мировой пожар» патологическими лицами с университетским образованием, не была для Бунина в отличие от большинства писателей — от Мережковского до Горького и Куприна чем-то неожиданным. Иных, здоровых и разумных, сил в противоборствующем стане Бунин не видит: одни «бесы»» [39]. По словам Бунина: «…Только Достоевский до конца с гениальностью понял социалистов, всех этих Шигалевых. Толстой не думал о них… А Достоевский проник до самых глубин их» [40].
Разве не мы? Разве он не наше кровное порождение? И на Ленина нечего особенно дивиться. И подготовляли ее мы все [41] , а не одни Керенские и Ленины, и мудрить, впадать в пафос тут совсем нечего: обе картины и соловьевская и нынешняя просты и стары, как мир» [42]. Однако только в одном прав Троцкий: подлый зверь, слепой, но хитрый и когтистый крот, в самом деле недурно рылся под Кремль, благо почва под ним еще рыхлая, — в остальном Троцкий ошибается. Старые владыки Кремля, его законные хозяева, его кровные отцы и дети, строители и держатели русской земли, в гробах перевернулись бы, если бы слышали Троцкого и знали, что сделали над русской землей его сообщники; несказанна была бы их боль при виде того, что совершается в стенах и за стенами Кремля…» [43]. В дневнике от 14 августа 1918 г. Бунин делает запись.
Позапрошлую ночь, говорят, расстреляли человек 60. Убивающий получает тысячу рублей за каждого убитого и его одежду. Матросы, говорят, совсем осатанели от пьянства, от кокаина, от безнаказанности: — теперь они часто врываются по ночам к заключенным уже без приказов… пьяные и убивают кого попало; недавно ворвались и кинулись убивать какую-то женщину, заключенную вместе с ребенком. Речь Ленина. О, какое это животное! Ленотра 1855—1935 «Старые дома, старые бумаги»]. Конечно, все-таки московские. Но и парижские были неплохи» [46].
Так прямо и адресовался. Еще одно дельце Гитлер обделал. Какие они все дьявольски неустанные, двужильные — Ленины, Троцкие, Сталины, фюреры, дуче!
Лето же останется только в Таниных мечтах, в которых «она старалась представить себе всё то летнее счастье, когда столько будет им свободы везде…-ночью и днём, в саду, в поле, на гумне, и он будет долго, долго возле неё…»[2, с. Как мастер слова создаёт оригинальные, неповторимые конструкции: тайная и блаженно — смертная близость; общее заветное прошлое; сумасшедший восторг нежности; преступная осторожность; неразрешимый ужас; тайное мучение; мука неразрешающегося ожидания; облегчение конченой жизни; стыд напрасных ожиданий. В рассказе «Таня» Бунин воспевает не платоническую, а чувственную любовь. Для этого рассказа характерен интерес автора и к обыкновенной жизни, и умение раскрыть трагизм человеческого существования.
Вечная тема любви у Бунина связана в этой новелле с темой природы. Это придаёт особый лиризм рассказу. Бунин ещё раз демонстрирует свой особый подход к традиционной теме любви: любви спасительной, счастливой не существует на фоне катастрофичности человеческой жизни вообще. Глава 4. Художественный мир рассказа «Натали» Новелла «Натали» целиком и полностью посвящена теме любви. Бунин поведал историю любви студента Мещерского к юной красавице Натали Станкевич, об их разрыве, долгом одиночестве. Эта любовь трагична.
Ведь всё могло бы сложиться так прекрасно! Но Бунин верен своей концепции любви: любовь — это трагедия. Начинается рассказ легко и непринуждённо: студент Виталий Мещерский в поисках «любви без романтики» приезжает в имение своего дяди, отставного улана Черкасова. Сюжет рассказа очень динамичен. Развитие действия происходит напряжённо и стремительно. В событиях сюжета заключается основной смысл произведения, сюжетные элементы чётко выражены. Виталий Мещерский встречает у Черкасовых двух девушек: Соню, свою двоюродную сестру, и Натали, подругу Сони по гимназии.
Стремительно развиваются отношения между Виталием и Соней. К ней герой испытывает страстное плотское влечение, проникнутое трепетом, который бывает у юноши, впервые познавшего чувственную любовь. Но параллельно с этим чувством Мещерский испытывает к Натали возвышенную любовь, в её основе - любование и поклонение. Образы Сони и Натали становятся ключевыми в рассказе. Двойственность отношений между мужчиной и женщиной, в которых сплелись чистейшее и греховное, духовное и плотское, рождающее и гибельное, воплощена в двух женских образах. Описание внешности Сони и Натали, отношение к ним Виталия — совершенно различно, различно настолько, насколько они отличаются друг от друга. Таким образом, героини противопоставлены друг другу, как любовь чистая противопоставлена любви греховной.
Виталий смотрит на Соню, испытывая вожделение: любуется её синими глазами, «поднятой, открытой до плеча рукой», видит всю её соблазнительность. Он подмечает все чувственные детали её облика: полные колени, ровный загар руки, густые и мягкие каштановые волосы, ворот распахнувшегося халатика, круглую загорелую шею и начало полнеющей груди, родинку на левой щеке, поджатое бедро. Диалог Сони и Виталия непринуждённый, игривый, весёлый. Оба они настроены на ни к чему не обязывающий лёгкий летний роман. Читателя же настораживают слова Сони: «…это сулило бы нам много любовных утех…, если бы не Натали, в которую ты завтра же утром влюбишься до гроба». Бунин изображает Натали действительно красавицей: «прелестная головка, так называемые «золотые» волосы и чёрные глаза. И даже не глаза, а чёрные солнца, выражаясь по-персидски.
Ресницы, конечно, огромные и тоже чёрные, и удивительный золотистый цвет лица, плечей и всего прочего»[2, с. Все его мысли — о любви. Ему кажется, что он уже любит их обеих. Но он ещё не видел Натали, ещё не зависит от неё. Натали же поразила героя «радостным восхищением»;он начинает думать о Натали и о Соне с двумя совершенно противоположными чувствами. Соню он называет «женщиной», а Натали — «подростком». Но всё же настоящая любовь даётся человеку только один раз в жизни.
И эта любовь Виталия — именно к Натали. После разрыва с Натали в ту страшную грозовую ночь герой уже никогда не вспомнит о свое страсти и телесной привязанности к Соне, но всегда будет любить Натали, любить без надежды, с болью, с надрывом. Повествование ведётся от лица главного героя. Поэтому очень важным элементом данного художественного текста является отражение Буниным душевных переживаний Виталия Мещерского.
Мягко веял влажный Тающего снега холодок… Но подъезд уж близок. Вот и двери… О, прощальный милый взгляд! Молчанье, Бледный сумрак, предрассветный звон… 1906 В этом стихотворении отразилась та же тема — любовь, которой нужно прятаться, невозможность остаться наедине и связанные с этим муки. Не понимают, фарисеи, что это новое слово в искусстве, новый подход к жизни! Сравните, как объективным замечаниям по поводу особенностей художественного строя рассказа «Кавказ» сопутствуют очень субъективные оценки преподавателя, которые навязываются учащимся: «... Важнее переживания героев, тонкие «переливы чувств», показ изменения настроения, для того чтобы к концу рассказа объяснить, что это было — любовь или страсть». Стремясь уехать из Москвы, герой тем самым пытается «уехать» от ответственности за свои поступки». Он сам был и в роли оставленного мужа, и в роли тайного любовника. Большое значение играет в «Кавказе» Бунина природа. Пейзаж тесно связан с внутренним миром героев и их настроениями: - с посещением Кавказа связаны яркие впечатления о пережитых некогда чувствах; - наступление осени в Москве совпадает с тоской по возлюбленной и страхом ее потерять; - первая ночь в вагоне, когда влюбленные сбегают от обязательств и наслаждаются близостью — утро солнечное, но при этом за окном «выжженная степь» и «пыльные широкие дороги», курганы и могильники, «нестерпимое сухое солнце, небо, подобное пыльной туче» — всё это намекает нам на кратковременность счастья и жизни в целом. Все рассказы сборника объединены образом открытого пространства — дороги — и закрытого — вокзала, железнодорожной станции или купе вагона. И в «Кавказе» также у Бунина дорога воспринимается как метафора жизненного пути, а вагон — как миг возможного счастья. Кинематографичность, наличие контекста и подводных сюжетных линий являются основными жанровыми чертами «миниатюр» из цикла «Темные аллеи». Все это проявилось в полной мере в «Кавказе», где «И. С ним связана отдельная сюжетная линия. Первоначально воспринимаемый как препятствие на пути героев к счастью, в конечном итоге он становится жертвой — своей любви к жене. Трагическая развязка этой сюжетной линии, открытость финала линии герои-любовники в конечном итоге подготавливают развязку подводной сюжетной линии, раскрывают авторский взгляд: счастье двух любящих лишь вспышка, короткий миг, но это стоит того, чтобы его испытать». Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов». Эта смерть в финале «предсказывается» в тексте. Ими оказываются обманутые мужья; брошенные любовники. Я думаю, что он на все способен при его жестоком, самолюбивом характере. Более того, его самоубийство освобождает любовников. Какие глубинные мотивы подтолкнули офицера к самоубийству? Вот как призывает толковать этот поступок на уроках русской литературы Кутейникова Н. Однако часто другому-то эта «свобода» была не нужна. При этом данный персонаж явно болезненно относился и к понятию «честь», и к понятию «супружеская верность», поэтому не мог допустить, чтобы было опорочено имя его семьи. Он приверженец христианской морали, поэтому поступок жены его просто убил». Объективно ли такое освещение рассказа? Смерть в финале рассказа и вообще соседство смерти с любовью — черта, объединяющая весь сборник «Темные аллеи». Это может показаться чересчур патетичным. И знакомая Бунина, поэтесса и прозаик И.
«Есть нечто большее даже России. Это — мой Бог и моя душа»
Сборник рассказов «Темные аллеи», написанный Иваном Буниным – это классика русской прозы о любви. Любовь в рассказах Бунина драматична, она приходит внезапно, ослепляет человека и действует на него, как солнечный удар. В замечательном с огромной силой выражается неповторимость и красота любви, о которой человек часто не подозревает. 1905 г. «Истинная любовь не выбирает» — так Бунин раз и навсегда определил свое отношение к главной из «человеческих страстей». Над знаменитым циклом рассказов о любви Бунин работал в основном в годы Второй мировой войны во Франции, оккупированной фашистскими войсками.
Иван Бунин: «Время моей любви, несчастной, обманутой…»
Любовь у Бунина не переходит в семейное русло, не разрешается счастливым браком. Бунин лишает своих героев вечного счастья, лишает потому, что к нему привыкают, а привычка приводит к потере любви. Любовь по привычке не может быть лучше, чем любовь молниеносная, но искренняя. Настоящая любовь — великое счастье, даже если она завершается разлукой, гибелью, трагедией. К такому выводу, пусть поздно, но приходят многие бунинские герои, потерявшие, проглядевшие или сами разрушившие свою любовь. Любовь - таинственная стихия, преображающая жизнь человека, придающая его судьбе неповторимость на фоне обыкновенных житейских историй, наполняющая особым смыслом его земное существование.
Но, несмотря на эти, казалось бы, обнадеживающие слова, большинство финалов новелл трагичны.
Коллеги-эмигранты «первой волны» обвинили произведение в излишнем эротизме. Писательница Зинаида Шаховская прокомментировала, что в рассказах присутствует возмутительный «привкус натурализма». Зато позже в СССР, когда запрет на издание антисоветчика сняли, публика радушно приняла «Темные аллеи». Филолог Юрий Мальцев окрестил сборник «энциклопедией любви». Критики, как и сам Бунин, признали его вершиной творчества великого русского писателя. Любовь в той или иной форме воспевали все поэты.
Особенно отличился Блок: его образ Прекрасной Дамы стал одним из символов Серебряного века, его всегда проходят в школе. Рассказываем, что в нем такого особенного:.
По Бунину, любовь — это искусство. Но не каждый поэт, поэтому не каждому судьба дарит ее. Об этом говорится в рассказе «Грамматика любви». Ивлеву, главному герою рассказа, хочется узнать, что же за человек был недавно умерший помещик Хвощинский, про странности в поведении которого он слышал еще в детстве. Этот вопрос приводит героя в имение Хвощинского. Он убедился в том, что судьба подарила этому человеку любовь. И пусть любовь эта была странная, непонятная, она превратила самую обыденную жизнь в «житие». Хвощинский свято хранил долгие годы, до самой смерти, все, что напоминало ему о любимой.
Внимание Ивлева привлекла маленькая книжечка, которая называлась «Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым». Как сообщил сын помещика, эта книжечка всегда была с отцом, он что-то в ней подчеркивал, записывал. А в сыне помещика и Лушки Ивлев увидел неискренность, жадность, возможность расстаться с книгой за хорошие деньги. Одни от любви сходят с ума, а другие просто живут. Бунин показывает, что любовь — это великая ценность. Любовь в рассказах Бунина драматична, она приходит внезапно, ослепляет человека и действует на него, как солнечный удар. Человеку, узнавшему любовь, открываются новые, неизвестные ранее чувства. Сочинение 2 Ни один поэт или прозаик не прошли мимо темы любви. Да и произведения о любви всегда были популярны у читателя. В них во все времена искали и ищут сейчас то, чего порой не находят в обыденной жизни.
Особый вклад в развитии темы любви среди писателей внес И. Именно эту тему можно назвать основной во всем творчестве писателя. Она волновала его, теребила душу. Бунин смело и тактично коснулся потаённых связей полов и открыл читателю ранее запретную для обсуждения сторону любви — облеченную плотью. Он был своего рода ее первооткрывателем в литературе. Персонажи бунинского «Солнечного удара» познали восторг, утрату веры и перерождение телесной страсти в духовную. Автор постарался использовать все многообразие языковых форм, чтоб как можно точнее передать эмоции героев. Обостренное мироощущение Бунина меняется в связи с его эмиграции в 20-х годах. Он как - бы оглядывается, ищет и не находит людей из своего прошлого. Рождается повесть «Митина Любовь».
Писатель обстоятельно отображает в ней взросление героя.
В гостях у кого? Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. И, дойдя до нее, опять подивился: и тут все осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе — все также казенно, скучно, как было когда-то, при мне. Я помедлил у ворот, хотел вызвать в себе грусть, жалость воспоминаний — и не мог: да, входил в эти ворота сперва стриженный под гребенку первоклассник в новеньком синем картузе с серебряными пальмочками над козырьком и в новой шинельке с серебряными пуговицами, потом худой юноша в серой куртке и в щегольских панталонах со штрипками; но разве это я? Старая улица показалась мне только немного уже, чем казалась прежде. Все прочее было неизменно.
Ухабистая мостовая, ни одного деревца, по обе стороны запыленные купеческие дома, тротуары тоже ухабистые, такие, что лучше идти срединой улицы, в полном месячном свете… И ночь была почти такая же, как та. Только та была в конце августа, когда весь город пахнет яблоками, которые горами лежат на базарах, и так тепла, что наслаждением было идти в одной косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком… Можно ли помнить эту ночь где-то там, будто бы в небе? Я все-таки не решился дойти до вашего дома. И он, верно, не изменился, но тем страшнее увидать его. Какие-то чужие, новые люди живут в нем теперь. Твой отец, твоя мать, твой брат — все пережили тебя, молодую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли; и не только родные, но и многие, многие, с кем я, в дружбе или приятельстве, начинал жизнь, давно ли начинали и они, уверенные, что ей и конца не будет, а все началось, протекло и завершилось на моих глазах, — так быстро и на моих глазах! И я сел на тумбу возле какого-то купеческого дома, неприступного за своими замками и воротами, и стал думать, какой она была в те далекие, наши с ней времена: просто убранные темные волосы, ясный взгляд, легкий загар юного лица, легкое летнее платье, под которым непорочность, крепость и свобода молодого тела… Это было начало нашей любви, время еще ничем не омраченного счастья, близости, доверчивости, восторженной нежности, радости… Есть нечто совсем особое в теплых и светлых ночах русских уездных городов в конце лета. Какой мир, какое благополучие!
Бродит по ночному веселому городу старик с колотушкой, но только для собственного удовольствия: нечего стеречь, спите спокойно, добрые люди, вас стережет божье благоволение, это высокое сияющее небо, на которое беззаботно поглядывает старик, бродя по нагретой за день мостовой и только изредка, для забавы, запуская колотушкой плясовую трель. И вот в такую ночь, в тот поздний час, когда в городе не спал только он один, ты ждала меня в вашем уже подсохшем к осени саду, и я тайком проскользнул в него: тихо отворил калитку, заранее отпертую тобой, тихо и быстро пробежал по двору и за сараем в глубине двора вошел в пестрый сумрак сада, где слабо белело вдали, на скамье под яблонями, твое платье, и, быстро подойдя, с радостным испугом встретил блеск твоих ждущих глаз. И мы сидели, сидели в каком-то недоумении счастья. Одной рукой я обнимал тебя, слыша биение твоего сердца, в другой держал твою руку, чувствуя через нее всю тебя. И было уже так поздно, что даже и колотушки не было слышно, — лег где-нибудь на скамье и задремал с трубкой в зубах старик, греясь в месячном свете. Когда я глядел вправо, я видел, как высоко и безгрешно сияет над двором месяц и рыбьим блеском блестит крыша дома. Когда глядел влево, видел заросшую сухими травами дорожку, пропадавшую под другими травами, а за ними низко выглядывавшую из-за какого-то другого сада одинокую зеленую звезду, теплившуюся бесстрастно и вместе с тем выжидательно, что-то беззвучно говорившую. Но и двор и звезду я видел только мельком — одно было в мире: легкий сумрак и лучистое мерцание твоих глаз в сумраке. А потом ты проводила меня до калитки, и я сказал: — Если есть будущая жизнь и мы встретимся в ней, я стану там на колени и поцелую твои ноги за все, что ты дала мне на земле.
Я вышел на середину светлой улицы и пошел на свое подворье. Обернувшись, видел, что все еще белеет в калитке. Теперь, поднявшись с тумбы, я пошел назад тем же путем, каким пришел. Нет, у меня была, кроме Старой улицы, и другая цель, в которой мне было страшно признаться себе, но исполнение которой, я знал, было неминуемо. И я пошел — взглянуть и уйти уже навсегда. Дорога была опять знакома. Все прямо, потом влево, по базару, а с базара — по Монастырской — к выезду из города. Базар — как бы другой город в городе. Очень пахучие ряды.
В Обжорном ряду, под навесами над длинными столами и скамьями, сумрачно. В Скобяном висит на цепи над срединой прохода икона большеглазого Спаса в ржавом окладе. В Мучном по утрам всегда бегали, клевали по мостовой целой стаей голуби. Идешь в гимназию — сколько их! И все толстые, с радужными зобами — клюют и бегут, женственно, щёпотко виляясь, покачиваясь, однообразно подергивая головками, будто не замечая тебя: взлетают, свистя крыльями, только тогда, когда чуть не наступишь на какого-нибудь из них. А ночью тут быстро и озабоченно носились крупные темные крысы, гадкие и страшные. Монастырская улица — пролет в поля и дорога: одним из города домой, в деревню, другим — в город мертвых. Дует с полей по Монастырской ветерок, и несут навстречу ему на полотенцах открытый гроб, покачивается рисовое лицо с пестрым венчиком на лбу, над закрытыми выпуклыми веками. Так несли и ее.
На выезде, слева от шоссе, монастырь времен царя Алексея Михайловича, крепостные, всегда закрытые ворота и крепостные стены, из-за которых блестят золоченые репы собора. Дальше, совсем в поле, очень пространный квадрат других стен, но невысоких: в них заключена целая роща, разбитая пересекающимися долгими проспектами, по сторонам которых, под старыми вязами, липами и березами, все усеяно разнообразными крестами и памятниками. Тут ворота были раскрыты настежь, и я увидел главный проспект, ровный, бесконечный. Я несмело снял шляпу и вошел. Как поздно и как немо! Месяц стоял за деревьями уже низко, но все вокруг, насколько хватал глаз, было еще ясно видно. Все пространство этой рощи мертвых, крестов и памятников ее узорно пестрело в прозрачной тени. Ветер стих к предрассветному часу — светлые и темные пятна, все пестрившие под деревьями, спали. В дали рощи, из-за кладбищенской церкви, вдруг что-то мелькнуло и с бешеной быстротой, темным клубком понеслось на меня — я, вне себя, шарахнулся в сторону, вся голова у меня сразу оледенела и стянулась, сердце рванулось и замерло… Что это было?
Пронеслось и скрылось. Но сердце в груди так и осталось стоять. И так, с остановившимся сердцем, неся его в себе, как тяжкую чашу, я двинулся дальше. Я знал, куда надо идти, я шел все прямо по проспекту — и в самом конце его, уже в нескольких шагах от задней стены, остановился: передо мной, на ровном месте, среди сухих трав, одиноко лежал удлиненный и довольно узкий камень, возглавием к стене. Из-за стены же дивным самоцветом глядела невысокая зеленая звезда, лучистая, как та, прежняя, но немая, неподвижная. В поезде, к опущенному окну вагона первого класса, подошли господин и дама. Через рельсы переходил кондуктор с красным фонарем в висящей руке, и дама спросила: — Послушайте. Почему мы стоим? Кондуктор ответил, что опаздывает встречный курьерский.
На станции было темно и печально. Давно наступили сумерки, но на западе, за станцией, за чернеющими лесистыми полями, все еще мертвенно светила долгая летняя московская заря. В окно сыро пахло болотом. В тишине слышен был откуда-то равномерный и как будто тоже сырой скрип дергача. Он облокотился на окно, она на его плечо. Скучная местность. Мелкий лес, сороки, комары и стрекозы. Вида нигде никакого. В усадьбе любоваться горизонтом можно было только с мезонина.
Дом, конечно, в русском дачном стиле и очень запущенный, — хозяева были люди обедневшие, — за домом некоторое подобие сада, за садом не то озеро, не то болото, заросшее кугой и кувшинками, и неизбежная плоскодонка возле топкого берега. Только девица была совсем не скучающая. Катал я ее все больше по ночам, и выходило даже поэтично. На западе небо всю ночь зеленоватое, прозрачное, и там, на горизонте, вот как сейчас, все что-то тлеет и тлеет… Весло нашлось только одно и то вроде лопаты, и я греб им, как дикарь, — то направо, то налево. На противоположном берегу было темно от мелкого леса, но за ним всю ночь стоял этот странный полусвет. И везде невообразимая тишина — только комары ноют и стрекозы летают. Никогда не думал, что они летают по ночам, — оказалось, что зачем-то летают. Прямо страшно. Зашумел наконец встречный поезд, налетел с грохотом и ветром, слившись в одну золотую полосу освещенных окон, и пронесся мимо.
Вагон тотчас тронулся. Проводник вошел в купе, осветил его и стал готовить постели. Настоящий роман? Ты почему-то никогда не рассказывал мне о ней. Какая она была? Носила желтый ситцевый сарафан и крестьянские чуньки на босу ногу, плетенные из какой-то разноцветной шерсти. Не во что одеться, ну и сарафан. Кроме того, она была художница, училась в Строгановском училище живописи. Да она и сама была живописна, даже иконописна.
Длинная черная коса на спине, смуглое лицо с маленькими темными родинками, узкий правильный нос, черные глаза, черные брови… Волосы, сухие и жесткие, слегка курчавились. Все это, при желтом сарафане и белых кисейных рукавах сорочки, выделялось очень красиво. Лодыжки и начало ступни в чуньках — все сухое, с выступающими под тонкой смуглой кожей костями. У меня на курсах такая подруга была. Истеричка, должно быть. Тем более что лицом была похожа на мать, а мать родом какая-то княжна с восточной кровью, страдала чем-то вроде черной меланхолии. Выходила только к столу. Выйдет, сядет и молчит, покашливает, не поднимая глаз, и все перекладывает то нож, то вилку. Если же вдруг заговорит, то так неожиданно и громко, что вздрогнешь.
Прост и мил был только их мальчик, которого я репетировал. Проводник вышел из купе, сказал, что постели готовы, и пожелал покойной ночи. Он помолчал и сухо ответил: — Вероятно, и ей так казалось. Но пойдем спать. Я ужасно устал за день. Только даром заинтересовал. Ну, расскажи хоть в двух словах, чем и как ваш роман кончился. Уехал, и делу конец. Сине-лиловый глазок над дверью тихо глядел в темноту.
Она скоро заснула, он не спал, лежал, курил и мысленно смотрел в то лето… На теле у нее тоже было много маленьких темных родинок — эта особенность была прелестна. Оттого, что она ходила в мягкой обуви, без каблуков, все тело ее волновалось под желтым сарафаном. Сарафан был широкий, легкий, и в нем так свободно было ее долгому девичьему телу. Однажды она промочила в дождь ноги, вбежала из сада в гостиную, и он кинулся разувать и целовать ее мокрые узкие ступни — подобного счастья не было во всей его жизни. Свежий, пахучий дождь шумел все быстрее и гуще за открытыми на балкон дверями, в потемневшем доме все спали после обеда — и как страшно испугал его и ее какой-то черный с металлически-зеленым отливом петух в большой огненной короне, вдруг тоже вбежавший из сада со стуком коготков по полу в ту самую горячую минуту, когда они забыли всякую осторожность. Увидав, как они вскочили с дивана, он торопливо и согнувшись, точно из деликатности, побежал назад под дождь с опущенным блестящим хвостом… Первое время она все приглядывалась к нему; когда он заговаривал с ней, темно краснела и отвечала насмешливым бормотанием; за столом часто задевала его, громко обращаясь к отцу: — Не угощайте его, папа, напрасно. Он вареников не любит. Впрочем, он и окрошки не любит, и лапши не любит, и простоквашу презирает, и творог ненавидит. По утрам он был занят с мальчиком, она по хозяйству — весь дом был на ней.
Обедали в час, и после обеда она уходила к себе в мезонин или, если не было дождя, в сад, где стоял под березой ее мольберт, и, отмахиваясь от комаров, писала с натуры. Потом стала выходить на балкон, где он после обеда сидел с книгой в косом камышовом кресле, стояла, заложив руки за спину, и посматривала на него с неопределенной усмешкой: — Можно узнать, какие премудрости вы изволите штудировать? Я и не знала, что у нас в доме оказался революционер! Убедилась в своей бездарности. Давайте развлекаться. Душегубка наша, правда, довольно гнилая и с дырявым дном, но мы с Петей все дыры забили кугой… День был жаркий, парило, прибрежные травы, испещренные желтыми цветочками куриной слепоты, были душно нагреты влажным теплом, и над ними низко вились несметные бледно-зеленые мотыльки. Он усвоил себе ее постоянный насмешливый тон и, подходя к лодке, сказал: — Наконец-то вы снизошли до меня! Он мельком увидал блестящую смуглость ее голых ног, схватил с носа весло, стукнул им извивавшегося по дну лодки ужа и, поддев его, далеко отбросил в воду. Она была бледна какой-то индусской бледностью, родинки на ее лице стали темней, чернота волос и глаз как будто еще чернее.
Она облегченно передохнула: — Ох, какая гадость! Недаром слово «ужас» происходит от ужа. Они у нас тут повсюду, и в саду, и под домом… И Петя, представьте, берет их в руки! Впервые заговорила она с ним просто, и впервые взглянули они друг другу в глаза прямо. Как вы его здорово стукнули! Она совсем пришла в себя, улыбнулась и, перебежав с носа на корму, весело села.
Как читать «Тёмные аллеи» Бунина?
Время путешествие — лето в правление последнего русского императора. Но, вернемся к сути. Ехал, ехал наш Ивлев и заехал по пути к Графине. Которую весьма и колоритно описывает так: Графиня была в широком розовом капоте, с открытой напудренной грудью; она курила, глубоко затягиваясь, часто поправляла волосы, до плечей обнажая свои тугие и круглые руки; затягиваясь и смеясь, она все сводила разговоры на любовь.
Однако, графине то похоже Ивлев понравился. И она не прочь бы и замутить с ним… Но, наш герой стоек и нравственно крепок. Его так просто не соблазнить.
Из дальнейшего разговора он выяснил, что помер их общий сосед помещик Хвощинский. Который, всю жизнь был помешан на любви к своей горничной Лушке, умершей в ранней молодости.
Любовь по привычке не может быть лучше, чем любовь молниеносная, но искренняя. Герой рассказа «Темные аллеи» не может связать себя семейными узами с крестьянкой Надеждой, но женившись на другой женщине, своего круга, он не обретает семейного счастья. Жена изменила, сын — мот и негодяй, сама семья оказалась «самой обыкновенной пошлой историей». Однако, несмотря на кратковременность, любовь все равно остается вечной: она вечна в памяти героя именно потому, что мимолетна в жизни. Отличительная особенность любви в изображении Бунина — сочетание, казалось бы, не сочетаемых вещей. Не случайно Бунин однажды писал в своем дневнике: «И опять, опять такая несказанно - сладкая грусть от того вечного обмана еще одной весны, надежд и любви ко всему миру, что хочется со слезами благодарности поцеловать землю. Господи, Господи, за что так мучаешь нас».
Странная связь любви и смерти постоянно подчеркивается Буниным, и поэтому не случайно название сборника «Темные аллеи» здесь вовсе не значит «тенистые» — это темные, трагические, запутанные лабиринты любви. Всякая настоящая любовь — великое счастье, даже если она завершается разлукой, гибелью, трагедией. К такому выводу, пусть поздно, но приходят многие бунинские герои, потерявшие, проглядевшие или сами разрушившие свою любовь. В этом позднем раскаянии, позднем духовном воскрешении, просветлении героев и таится та всеочищающая мелодия, которая говорит и о несовершенстве людей, не научившихся еще жить, распознавать и дорожить настоящими чувствами, и о несовершенстве самой жизни, социальных условий, окружающей среды, обстоятельств, которые нередко препятствуют истинно человеческим взаимоотношениям, а главное — о тех высоких эмоциях, которые оставляют немеркнущий след духовной красоты, щедрости, преданности и чистоты. В цикле «Темные аллеи» Бунин показывает нам любовь на ее пике, но никогда — при угасании, поскольку угасания и не бывает в его рассказах. Лишь мгновенное исчезновение яркого пламени волею обстоятельств. Лучшего определения не подберешь. Бунин подчинил этой философии все свое творчество. Эта книга стала неотъемлемой частью не только русской, но и мировой литературы, посвященной вечной, нестареющей теме любви.
Заключение «Всякая любовь — великое счастье, даже если она не разделена». Эти слова из книги «Темные аллеи» красной нитью проходят через все творчество Ивана Алексеевича Бунина.
Мистические романы и сонники — вот чем питалась одинокая душа затворника. На средней полке Ивлев находит очень маленькую книжечку, похожую на молитвенник, и потемневшую шкатулку с ожерельем покойной Лушки — ниткой дешёвеньких голубых шариков. При взгляде на это ожерелье, лежавшее на шее некогда столь любимой женщины, Ивлевым овладевает волнение. Он осторожно ставит шкатулку на место и берёт за книжечку. Это оказывается прелестно изданная почти сто лет назад «Грамматика любви, или Искусство любить и быть взаимно любимым».
Молодой человек считает её самой дорогой книгой в библиотеке. Ивлев медленно листает «Грамматику». Она делится на маленькие главы: «О красоте», «О сердце», «Об уме», «О знаках любовных»... Каждая глава состоит из коротеньких и изящных сентенций, некоторые из которых деликатно отмечены пером. Затем идёт «изъяснение языка цветов», и опять кое-что отмечено. А на чистой страничке в самом конце мелко, бисерно написано тем же пером четверостишие. Молодой человек с деланной усмешкой объясняет: «Это они сами сочинили...
Реклама Через полчаса Ивлев с облегчением прощается с ним. Из всех книг он за большие деньги покупает только эту книжечку.
Бунина любовь и брак почти несовместимы. Он убежден, что там, где царит любовь, не имеет значения социальный статус, любовь уравнивает людей, стирает значимость чинов и сословий.
У любви свои законы и приоритеты. Замечание 2 «Темные аллеи» относятся к жанру рассказа. Ряд исследователей считают их новеллами. Композиционно произведение можно разделить на три части: Приезд главного героя на постоялый двор; Встреча с бывшей возлюбленной; Отъезд героя из постоялого двора.
Главным героем рассказа «Темные аллеи» является Николай Алексеевич, высокий, стройный мужчина. Ему за шестьдесят. В молодости он был влюблен в крепостную женщину, однако женился на даме своего круга. Автор показывает его уставшим, нерешительным, несчастливым.
Герой пытается оправдаться, он хочет узнать, смогла ли простить его Надежда или нет.
Что скажете о пересказе?
- Ответы : актуальны ли рассказы Бунина о любви сегодня?
- Тема любви в цикле Тёмные аллеи - пример анализа
- Как читать «Тёмные аллеи» Бунина? | Журнал Интроверта
- От первой любви до «брака втроём». Четыре женщины в жизни Ивана Бунина | АиФ Воронеж
Исследовательская работа "Поэтика любви в новеллах И.А.Бунина"
Главная тема творчества и жизни Бунина — любовь. В замечательном с огромной силой выражается неповторимость и красота любви, о которой человек часто не подозревает. Главная тема творчества и жизни Бунина — любовь. Ведущими мотивами рассказа Бунина являются. На этом уроке мы познакомимся с рассказами о любви из сборника «Темные аллеи», узнаем, почему Иван Алексеевич Бунин считал книгу «Тёмные аллеи» вершиной своего творчества, выясним, в чём уникальность этого сборника. Мнение Ивана Бунина о любви было совсем не таким, какое было у писателей XIX века.
Список стихотворений:
- Список стихотворений:
- Иван Бунин: «Время моей любви, несчастной, обманутой…». Статьи
- Сборник рассказов «Темные аллеи».
- О случайных связях в искусстве: эротика в творчестве Бунина
- Тема любви в рассказах Ивана Бунина (Александр Бельский Город Орёл) / Проза.ру
Тема любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи»
Под впечатлением от рассказов Бунина, как просто и искренне он пишет, признаваясь через своего героя, что днями, годами ждешь любви (рассказ "В Париже"). Среди бедствий и обломков эпохи рождается знаменитый цикл рассказов Бунина о любви. Единственным из рассматриваемых произведений Бунина, опубликованным до революции, является рассказ «Легкое дыхание» (1916). У Бунина практически нет любовных хэппи-эндов.
Список стихотворений:
- Экранизация 🎥
- Читайте также:
- Любовь в понимании Бунина
- Период творчества
- Любовь в понимании Бунина
- «Невенчанная» жена