Очарование: немецкий онлайн-переводчик, значение, синонимы, антонимы, примеры предложений. Пособие способствует эффективному освоению языка, может служить дополнением к учебной программе. Предназначено для широкого круга лиц, изучающих немецкий язык и интересующихся немецкой культурой. Флаг Германии обозначение цветов. Буквенное тактическое обозначение в немецкой армии 40х годов. Ведущая программы Tagesschau на немецком телеканале ARD Сюзанна Даубнер не смогла сдержать смех в прямом эфире, когда зачитывала новость о канцлере Германии Олафе Шольце, сообщает издание Bild.
очарование
2015:: Все альбомы Olga-5. Читать онлайн книгу «Немецкий со Стефаном Цвейгом. Календарь праздничных дат в Германии частично совпадает с общепринятыми праздниками в других странах Европы и в США, но есть и несколько уникальных немецких важных дат в течение года. Читать онлайн книгу «Немецкий со Стефаном Цвейгом. 1) ОБОЗНАЧЬ (направление) – буква Ь обозначает мягкость предшествующего согласного. Потому что обычно о книге "Очарование женственности" от Хелен Анделин судят.
В Берлине опровергли сообщения о появлении Знамени Победы над Рейхстагом
Этим работам фотограф посвятил несколько лет, запечатлев, по его собственным словам, экономические шрамы объединения Германии: пустующие цеха, электростанции, пивоварни. Выставка «Очарование прошлого» берлинского фотографа Акселя Хансманна, несколько лет путешествовавшая по городам Урала, вновь вернулась в Оренбург. Так в нацистской Германии обозначали жителей Советского Союза. Сам телеканал после разразившегося скандала все-таки извинился.
очарование
После победы на конкурсе ей тут же предложили контракт, и дальше думать было не надо. Оставалось просто работать. Пожалуй, все издания имеющие отношение к моде так или иначе с ней работали. Не обошли её вниманием и известные дизайнеры. Ну, или ангелов, так они официально называются. Сейчас конечно она не так популярна, как на стыке тысячелетий, но то, что до сих пор выглядит эффектно, сомнений у меня не вызывает.
Росла она в обеспеченной семье и после школы намеревалась заниматься бухгалтерией. При этом в школе она играла в баскетбольной команде и могла бы стать спортсменкой. Надо отметить, что и сниматься в рекламе детской одежды она начала с семи лет. То есть опыт у неё был. В этой истории тоже ключом ко всему оказался случай.
На музыкальном фестивале она познакомилась с представителем модельного агентства, которая и убедила юную красавицу перебраться в Париж для работы. В этой фирме умеют отбирать самых изящных и красивых девушек на планете. Никуда не делись показы мод и дефиле на подиумах, но именно эта фирма сейчас одна из самых популярных со своими показами. И Юлия там смотрится гармонично. Мода интересовала человечество и в 80-е и 60-е годы.
Это вполне естественно. Можно начать рассуждать о том, что наоборот всё это навязано журналами, но ведь женщины всегда стремились выглядеть эффектно. Так что считаю, что без моды никуда. И если вести речь о прошлом, то тут обязательно придётся упомянуть такую даму как Верушка. Она родилась в семье немецкого офицера в Кёнигсберге.
Оттуда переехала сначала в Гамбург, а затем во Флоренцию. Ну и естественно дальше был Париж. Куда же без Парижа-то? Она была не просто одной из моделей 60-х и 70-х годов. Она целая ходячая эпоха.
За время своей карьеры она успела поработать с самыми значимыми фотографами своего времени и побыть музой для десятков художников.
Об этом она сообщила в интервью изданию Express. Шварцер заявила, что "подстрекательский язык" Зеленского "в корне недопустим". Она предупредила, что нападение на Крым со стороны Украины означало бы пресечение "красной черты".
За год было продано около 85 тыс. В 2011 году его друг — парламентарий-консерватор Эйден Бёрли — устроил для него мальчишник во французском ресторане на горнолыжном курорте Валь Торанс. Жених явился туда в костюме офицера СС. Мальчишник прошел весело — гости кидали зиги, пили за Гитлера и других нацистских лидеров. Короче говоря, отлично время провели. Однако недовольные владельцы ресторана подали в суд. Фурнье попал под полицейский трибунал и получил штраф в полторы тысячи евро за ношение нацистской формы, а еще тысячу вынужден был передать в фонд бывших узников концлагерей.
Организовавший вечеринку и заказавший нацистскую форму Бёрли наказания не понес. Французские газеты тогда взорвались настоящим шквалом возмущения. А между тем знаменитости из континентальной Европы иногда позволяют себе вещи и похуже. В феврале того же 2011 года главный дизайнер Christian Dior Джон Гальяно, поссорившись в парижском кафе с посетителями за соседним столиком, кричал: «Я люблю Гитлера! Такие люди, как вы, должны умереть. Ваши родители, ваши прадеды должны были бы погибнуть в чертовых газовых камерах! И мне это нравилось.
Но потом выяснилось, что мои предки были из Германии. Так что я нацист. Есть в этом что-то приятное. И я понимаю Гитлера. Он сделал много неправильного, войну развязал, но в общем и целом я его понимаю и немного ему симпатизирую... Наверное, сниму блокбастер. Мы, нацисты, часто всё делаем с размахом».
Позже и Гальяно, и Триер извинялись, клялись, что не являются ни антисемитами, ни нацистами. Но их поведение заставило задуматься над вопросом: если у знаменитостей, привыкших контролировать себя на публике, границы дозволенного уже настолько размылись, то что говорить о простых людях? Попрыгай на мертвых евреях «Немножко приобщился к культуре перед мальчишником», — гласит надпись в Instagram. Над ней — фото: крепкий парень в свитере и темных очках, с широкой улыбкой. Приехал из Лондона в рамках тура по достопримечательностям Европы. Всё нормально, за исключением одной детали: парень позирует на фоне рельсов, а на заднем плане — железнодорожная станция Освенцима. В российском внешнеполитическом ведомстве подчеркивают, что российскую инициативу поддержали делегации государств из всех регионов мира Когда после войны победители приняли решение не сносить и не переоборудовать некоторые концлагеря — Освенцим, Бухенвальд, Дахау, — они рассчитывали, что те превратятся в мемориалы, памятники миллионам людей, погибших в них, и станут предупреждением на будущее.
Поесть досыта — это так же ценно, как иметь надежный блиндаж; вот почему мы с такой жадностью охотимся за едой, — ведь она может спасти нам жизнь. Тьяден захватил еще один трофей: две фляжки коньяку. Мы пускаем их по кругу. Артиллерия противника, по обыкновению, благословляет нас на сон грядущий. Наступает ночь, из воронок поднимаются облачка тумана, как будто там обитают какие-то таинственные призраки.
Белая пелена робко стелется по дну ямы, словно не решаясь переползти через край. Затем от воронки к воронке протягиваются длинные полосы. Стало свежо. Я стою на посту и вглядываюсь в ночной мрак. Я чувствую себя расслабленным, как всегда бывает после атаки, и мне становится трудно оставаться наедине со своими мыслями.
Собственно говоря, это не мысли, — это воспоминания, которые застали меня врасплох в эту минуту слабости и пробудили во мне странные чувства. В небо взвиваются осветительные ракеты, и я вижу перед собой картину: летний вечер, я стою в крытой галерее во внутреннем дворе собора и смотрю на высокие кусты роз, цветущих в середине маленького садика, где похоронены члены соборного капитула. Вокруг стоят статуи, изображающие страсти Христовы. Во дворе ни души, невозмутимая тишина объемлет этот цветущий уголок, теплое солнце лежит на толстых серых плитах, я кладу на них руку и ощущаю тепло. Над правым углом шиферной крыши парит зеленая башня собора, высоко уходящая в блеклую, мягкую синеву вечера.
Между озаренными колоннами опоясывающей дворик галереи — прохладный сумрак, какой бывает только в церквах. Я стою в нем и думаю о том, что в двадцать лет я познал те смущающие воображение тайны, которые связаны с женщинами. Картина ошеломляюще близка, и пока она не исчезает, стертая вспышкой следующей ракеты, я чувствую себя там, в галерее собора. Я беру свою винтовку и ставлю ее прямо. Ствол отпотел, я крепко сжимаю его рукой и растираю пальцами капельки тумана.
На окраине нашего города, среди лугов, над ручьем возвышался ряд старых тополей. Они были видны издалека, и хотя стояли только в один ряд, их называли Тополевой аллеей. Они полюбились нам, когда мы были еще детьми, нас почему-то влекло к ним, мы проводили возле них целые дни и слушали их тихий шелест. Мы сидели под ними на берегу, свесив ноги в светлые, торопливые волны ручья. Свежий запах воды и мелодия ветра в ветвях тополей безраздельно владели нашим воображением.
Мы очень любили их, и у меня до сих пор сильнее бьется сердце, когда порой передо мной промелькнут видения тех дней. Удивительно, что все встающие передо мной картины прошлого обладают двумя свойствами. Они всегда дышат тишиной, это в них самое яркое, и даже когда в действительности дело обстояло не совсем так, от них все равно веет спокойствием. Это беззвучные видения, которые говорят со мной взглядами и жестами, без слов, молча, и в их безмолвии есть что-то потрясающее, так что я вынужден ущипнуть себя за рукав и потрогать винтовку, чтобы не уступить соблазну слиться с этой тишиной, раствориться в ней, чтобы не поддаться желанию лечь, растянуться во весь рост, сладко отдаваясь безмолвной, но властной силе воспоминаний. Мы уже не можем представить себе, что такое тишина.
Вот почему она так часто присутствует в наших воспоминаниях. На фронте тишины не бывает, а он властвует на таком большом пространстве, что мы никогда не находимся вне его пределов. Даже на сборных пунктах и в лагерях для отдыха в ближнем тылу всегда стоят в наших ушах гудение и приглушенный грохот канонады. Мы никогда не удаляемся на такое расстояние, чтобы не слышать их. А в последние дни грохот был невыносимым.
Эта тишина — причина того, чтобы образы прошлого пробуждают не столько желания, сколько печаль, безмерную, неуемную тоску. Оно было, но больше не вернется. Оно ушло, стало другим миром, с которым для нас все покончено. В казармах эти образы прошлого вызывали у нас бурные порывы мятежных желаний. Тогда мы были еще связаны с ним, мы принадлежали ему, оно принадлежало нам, хотя мы и были разлучены.
Эти образы всплывали при звуках солдатских песен, которые мы пели, отправляясь по утрам в луга на строевые учения; справа — алое зарево зари, слева — черные силуэты леса; в ту пору они были острым, отчетливым воспоминанием, которое еще жило в нас и исходило не извне, а от нас самих. Но здесь, в окопах, мы его утратили. Оно уже больше не пробуждается в нас, — мы умерли, и оно отодвинулось куда-то вдаль, оно стало загадочным отблеском чего-то забытого, видением, которое иногда предстает перед нами; мы его боимся и любим его безнадежной любовью. Видения прошлого сильны, и наша тоска по прошлому тоже сильна, но оно недостижимо, и мы это знаем. Вспоминать о нем так же безнадежно, как ожидать, что ты станешь генералом.
И даже если бы нам разрешили вернуться в те места, где прошла наша юность, мы, наверно, не знали бы, что нам там делать. Те тайные силы, которые чуть заметными токами текли от них к нам, уже нельзя воскресить. Вокруг нас были бы те же виды, мы бродили бы по тем же местам; мы с любовью узнавали бы их и были бы растроганы, увидев их вновь. Но мы испытали бы то же самое чувство, которое испытываешь, задумавшись над фотографией убитого товарища: это его черты, это его лицо, и пережитые вместе с ним дни приобретают в памяти обманчивую видимость настоящей жизни, но все-таки это не он сам. Мы не были бы больше связаны с этими местами, как мы были связаны с ними раньше.
Ведь нас влекло к ним не потому, что мы сознавали красоту этих пейзажей и разлитое в них особое настроение, — нет, мы просто чувствовали, что мы одно целое со всеми вещами и событиями, составляющими фон нашего бытия, испытывали чувство братской близости к ним, чувство, которое выделяло нас как одно поколение, так что мир наших родителей всегда казался нам немного непонятным. Мы так нежно и самозабвенно любили все окружающее, и каждая мелочь была для нас ступенькой, ведущей в бесконечность. Быть может, то была привилегия молодости, — нам казалось, что в мире нет никаких перегородок, мы не допускали мысли о том, что все имеет свой конец; мы предчувствовали кровь, и это предчувствие делало каждого из нас одной из струек в потоке жизни. Сегодня мы бродили бы по родным местам как заезжие туристы. Над нами тяготеет проклятие — культ фактов.
Мы различаем вещи, как торгаши, и понимаем необходимость, как мясники. Мы перестали быть беспечными, мы стали ужасающе равнодушными. Допустим, что мы останемся в живых; но будем ли мы жить? Мы беспомощны, как покинутые дети, и многоопытны, как старики, мы стали черствыми, и жалкими, и поверхностными, — мне кажется, что нам уже не возродиться. У меня мерзнут руки, а по коже пробегает озноб, хотя ночь теплая.
Холодок чувствуется только от тумана, этого жуткого тумана, который обволакивает лежащих перед нашими окопами мертвецов и высасывает из них последние, притаившиеся где-то внутри остатки жизни. Завтра они станут бледными и зелеными, а их кровь застынет и почернеет. Осветительные ракеты все еще взлетают в небо и бросают свой беспощадный свет на окаменевший пейзаж — облитые холодным сиянием кратеры, как на луне. В мои мысли закрадываются страх и беспокойство, их занесла туда бегущая под кожей кровь. Мысли слабеют и дрожат, им хочется тепла и жизни.
Им не выдержать без утешения и обмана, они путаются при виде неприкрытого лика отчаяния. Я слышу побрякивание котелков и сразу же ощущаю острую потребность съесть чего-нибудь горячего, — от этого мне станет лучше, это успокоит меня. Я с трудом заставляю себя дождаться смены. Затем я иду в блиндаж, где мне оставлена миска с перловой кашей. Каша вкусная, с салом, я ем ее не торопясь.
Но я ни с кем не говорю, хотя все повеселели, потому что огонь смолк. Проходит день за днем, и каждый час кажется чем-то непостижимым и в то же время обыденным. Атаки чередуются с контратаками, и на изрытом воронками поле между двумя линиями окопов постепенно скапливается все больше убитых. Раненых, которые лежат неподалеку, нам обычно удается вынести. Однако некоторым приходится лежать долго, и мы слышим, как они умирают.
Одного из них мы тщетно разыскиваем целых двое суток. По всей вероятности, он лежит на животе и не может перевернуться. Ничем другим нельзя объяснить, почему мы никак не можем найти его, — ведь если не удается установить, откуда слышится крик, то это может быть только оттого, что раненый кричит, прижавшись ртом к самой земле. Должно быть, у бедняги какая-то особенно болезненная рана; видно, это один из тех скверных случаев, когда ранение не настолько тяжелое, чтобы человек быстро обессилел и угас, почти не приходя в сознание, но и не настолько легкое, чтобы он мог переносить боль, утешая себя надеждой на выздоровление. Кат считает, что у раненого либо раздроблен таз, либо поврежден позвоночник.
Грудь, очевидно, цела, — иначе у него не хватило бы сил так долго кричать. Кроме того, при других ранениях он смог бы ползти, и мы увидели бы его. Его крик постепенно становится хриплым. На беду, по звуку голоса никак нельзя сказать, откуда он слышится. В первую ночь люди из нашей части трижды отправляются на поиски.
Порой им кажется, что они засекли место, и они начинают ползти туда, но стоит им прислушаться опять, как голос каждый раз доносится совсем с другой стороны. Мы ищем до самого рассвета, но поиски наши безрезультатны. Днем местность осматривают через бинокли; нигде ничего не видно. На второй день раненый кричит тише; должно быть, губы и рот у него пересохли. Тому, кто его найдет, командир роты обещал предоставить внеочередной отпуск, да еще три дня дополнительно.
Это весьма заманчивая перспектива, но мы и без того сделали бы все, что можно, — уж очень страшно слышать, как он кричит. Кат и Кропп предпринимают еще одну вылазку, уже во второй половине дня. Но все напрасно, они возвращаются без него. А между тем мы отчетливо разбираем, что он кричит. Сначала он только все время звал на помощь; на вторую ночь у него, по-видимому, начался жар, — он разговаривает со своей женой и детьми, и мы часто улавливаем имя Элиза.
Сегодня он уже только плачет. К вечеру голос угасает, превращаясь в кряхтение. Но раненый еще всю ночь тихо стонет. Мы очень ясно слышим все это, так как ветер дует прямо на наши окопы. Утром, когда мы считаем, что он давно уже отмучился, до нас еще раз доносится булькающий предсмертный хрип.
Дни стоят жаркие, а убитых никто не хоронит. Мы не можем унести всех, — мы не знаем, куда их девать. Снаряды зарывают их тела в землю. У некоторых трупов вспучивает животы, они раздуваются как воздушные шары. Эти животы шипят, урчат и поднимаются.
В них бродят газы. Небо синее и безоблачное. К вечеру становится душно, от земли веет теплом. Когда ветер дует на нас, он приносит с собой кровавый чад, густой и отвратительно сладковатый, — это трупные испарения воронок, которые напоминают смесь хлороформа и тления и вызывают у нас тошноту и рвоту. По ночам становится спокойно, и мы начинаем охотиться за медными ведущими поясками снарядов и за шелковыми парашютиками от французских осветительных ракет.
Почему эти пояски пользуются таким большим спросом, этого, собственно говоря, никто толком не знает. По словам тех, кто их собирает, пояски представляют собой большую ценность. Некоторые насобирали целые мешки и повсюду таскают их с собой, так что, когда мы отходим в тыл, им приходится идти, согнувшись в три погибели. Один только Хайе сумел объяснить, зачем они ему нужны: он хочет послать их своей невесте вместо подвязок. Как и следовало ожидать, услыхав это объяснение, фрисландцы веселятся до упаду; они бьют себя по колену, — вот это да, черт побери, какую штуку отмочил этот Хайе!
Больше всех разошелся Тьяден; он держит в руках самый большой поясок и поминутно просовывает в него свою ногу, чтобы показать, сколько там еще осталось свободного места. Эх, и ноги же! Его мысли перебираются повыше: — А задница, задница у ней небось как… как у слонихи. Он все никак не угомонится: — Да, с такой бы я не прочь побаловаться, разрази меня гром! Хайе сияет, довольный тем, что его невеста пользуется таким шумным успехом, и говорит самодовольно и лаконично: — Девка ядреная!
Шелковые парашютики находят более практическое применение. Из трех или четырех штук, — смотря по объему груди, — получается блузка. Мы с Кроппом используем их как носовые платки. Другие посылают их домой. Если бы женщины могли увидеть, какой опасности мы себя подчас подвергаем, раздобывая для них эти тоненькие лоскутки, они бы, наверно, не на шутку перепугались.
Кат застает Тьядена в тот момент, когда он преспокойно пытается сбить пояски с одного из неразорвавшихся снарядов. У любого из нас он, конечно, разорвался бы в руках, но Тьядену, как всегда, везет. Однажды, перед нашим окопом все утро резвились две бабочки. Это капустницы, — на их желтых крылышках сидят красные точечки. И как их только сюда занесло, — ни цветов, ни других растений здесь нигде не увидишь!
Бабочки отдыхают на зубах черепа. Птицы — такие же беззаботные твари; они давно уже привыкли к войне. Каждое утро над передовой взмывают в воздух жаворонки. В прошлом году нам попадались даже сидящие на яйцах самочки, которым действительно удалось вывести птенцов. Крысы больше не наведываются к нам в окоп.
Теперь они перебрались туда, вперед, — мы знаем, зачем. Они жиреют; увидев одну, мы ее подстреливаем. Мы снова слышим по ночам перестук колес с той стороны. Днем по нам ведут лишь обычный, не сильный огонь, так что теперь мы можем привести в порядок траншеи. О том, чтобы мы не скучали, заботятся летчики.
В воздухе по нескольку раз в день разыгрываются бои, которые неизменно привлекают любителей этих зрелищ. Мы ничего не имеем против бомбардировщиков, но к аэропланам войсковой разведки мы испытываем лютую ненависть, — ведь это они навлекают на нас артиллерийские обстрелы. Через несколько минут после их появления на нас сыплются шрапнель и гранаты. Из-за этого мы теряем одиннадцать человек за один день, в том числе пять санитаров. Двоих буквально разнесло на клочки; Тьяден говорит, что теперь их можно было бы соскрести ложкой со стенки окопа и похоронить в котелке.
Третьему оторвало ноги вместе с нижней частью туловища. Верхний обрубок стоит, прислонившись к стенке траншеи, лицо у убитого лимонно-желтого цвета, а в бороде еще тлеет сигарета. Добравшись до губ, огонек с шипением гаснет. Пока что мы складываем убитых в большую воронку. Они лежат там уже в три слоя.
Внезапно огонь забарабанил с новой силой. Вскоре мы опять впадаем в напряженную оцепенелость бездеятельного ожидания. Атака, контратака, удар, контрудар, — все это слова, но как много за ними кроется! У нас большие потери, главным образом за счет новобранцев. На наш участок опять прислали пополнение.
Это один из свежих полков, почти сплошь молодежь последних наборов. До отправки на фронт они не прошли почти никакой подготовки, им успели только преподать немного теории. Они, правда, знают, что такое ручная граната, но очень смутно представляют себе, как надо укрываться, а главное, не умеют присматриваться к местности. Они не видят ни бугорков, ни кочек, разве что самые заметные, не меньше полуметра в высоту. Хотя подкрепление нам совершенно необходимо, от новобранцев толку мало; наоборот, с их приходом у нас скорее даже прибавилось работы.
Попав в эту зону боев, они чувствуют себя беспомощными и гибнут как мухи. В современной позиционной войне бой требует знаний и опыта, солдат должен разбираться в местности, его ухо должно чутко распознавать звуки, издаваемые снарядами в полете и при разрыве, он должен уметь заранее определять место, где снаряд упадет, знать, на какое расстояние разлетаются осколки и как от них укрыться. Разумеется, наше молодое пополнение почти ничего не знает обо всех этих вещах. Оно тает на глазах, — новобранцы даже шрапнель от гранаты толком отличить не умеют, огонь косит их как траву, потому что они боязливо прислушиваются к завыванию не столь опасных «тяжелых чемоданов», ложащихся далеко позади, но не слышат тихого, вкрадчивого свиста маленьких вредных штучек, осколки которых разлетаются над самой землей. Они толпятся как бараны, вместо того, чтобы разбегаться в разные стороны, и даже после того как их ранило, вражеские летчики еще добивают их, стреляя по ним, как по зайцам.
Нам всем хорошо знакомы бледные, исхудавшие от брюквенных рационов лица, судорожно вцепившиеся в землю руки и жалкая храбрость этих несчастных щенят, которые, несмотря ни на что, все же ходят в атаку и вступают в схватку с противником, — этих славных несчастных щенят, таких запуганных, что они не осмеливаются кричать во весь голос и, лежа на земле со вспоротой грудью или животом, с оторванной рукой или ногой, лишь тихо скулят, призывая своих матерей, и умолкают, как только кто-нибудь посмотрит на них! Их покрытые пушком, заостренные, безжизненные лица выражают ужасающее безразличие: такие пустые лица бывают у мертвых детей. Горечь комком стоит в горле, когда смотришь, как они вскакивают, бегут и падают. Так бы вот, кажется, взял да и побил их за то, что они такие глупые, или вынес бы их на руках прочь отсюда, где им совсем не место. На них серые солдатские куртки, штаны и сапоги, но большинству из них обмундирование слишком велико, — оно болтается на них, как на вешалке, плечи у них слишком узкие, тело слишком тщедушное, на складе не нашлось мундиров на этот детский размер.
На одного убитого бывалого солдата приходится пять — десять погибших новобранцев. Многих уносит внезапная химическая атака. Они даже не успевают сообразить, что их ожидает. Один из блиндажей полон трупов с посиневшими лицами и черными губами. В одной из воронок новобранцы слишком рано сняли противогазы; они не знали, что у земли газ держится особенно долго; увидав наверху людей без противогазов, они тоже сняли свои маски и успели глотнуть достаточно газа, чтобы сжечь себе легкие.
Сейчас их состояние безнадежно, они умирают медленной, мучительной смертью от кровохарканья и приступов удушья. Я неожиданно оказываюсь лицом к лицу с Химмельштосом. Мы залегли в одной и той же траншее. Прижавшись друг к другу и затаив дыхание, все выжидают момента, чтобы броситься в атаку. Я очень возбужден, но когда мы выскакиваем из траншеи, в голове у меня все же успевает мелькнуть мысль: а почему я не вижу Химмельштоса?
Я быстро возвращаюсь, соскакиваю вниз и застаю его там; он лежит в углу с легкой царапиной и притворяется раненым. Лицо у него такое, как будто его побили. У него приступ страха, — ведь он здесь тоже новичок. Но меня бесит, что молодые новобранцы пошли в атаку, а он лежит здесь. Он не трогается с места, губы его дрожат, усы шевелятся.
Он подтягивает ноги, прижимается к стенке и скалит зубы, как собачонка. Я хватаю его под локоть и собираюсь рывком поднять на ноги. Он начинает визжать. Мои нервы больше не выдерживают. Я беру его за глотку, трясу как мешок, так что голова мотается из стороны в сторону, и кричу ему в лицо: — Ты выйдешь наконец, сволочь?
Ах ты гад, ах ты шкура, прятаться вздумал? Глаза у него становятся стеклянными, я молочу его головой о стенку. Я выпихиваю его в дверь, головой вперед. Как раз в эту минуту мимо нас пробегает новая цепь наступающих. С ними идет лейтенант.
Он видит нас и кричит: — Вперед, вперед, не отставать! И если я ничего не мог добиться побоями, то это слово сразу же возымело свое действие. Химмельштос услышал голос начальника и, словно очнувшись, бросает взгляд по сторонам и догоняет цепь атакующих. Я бегу за ним и вижу, что он несется вскачь. Он снова стал тем же служакой Химмельштосом, каким мы его знали в казармах.
Он даже догнал лейтенанта и бежит теперь далеко впереди всех. Шквальный огонь. Заградительный огонь. Огневые завесы. Ручные гранаты.
Все это слова, слова, но за ними стоят все ужасы, которые переживает человечество. Наши лица покрылись коростой, в наших мыслях царит хаос, мы смертельно устали; когда начинается атака, многих приходится бить кулаком, чтобы заставить их проснуться и пойти вместе со всеми; глаза воспалены, руки расцарапаны, коленки стерты в кровь, локти разбиты. Сколько времени прошло? Что это — недели, месяцы, годы? Это всего лишь дни.
Время уходит, — мы видим это, глядя в бледные, бескровные лица умирающих; мы закладываем в себя пищу, бегаем, швыряем гранаты, стреляем, убиваем, лежим на земле; мы обессилели и отупели, и нас поддерживает только мысль о том, что вокруг есть еще более слабые, еще более отупевшие, еще более беспомощные, которые, широко раскрыв глаза, смотрят на нас, как на богов, потому что нам иногда удается избежать смерти. В те немногие часы, когда на фронте спокойно, мы обучаем их: «Смотри, видишь дрыгалку? Это мина, она летит сюда! Лежи спокойно, она упадет вон там, дальше. А вот если она идет так, тогда драпай!
От нее можно убежать». Мы учили их улавливать жужжание мелких калибров, этих коварных штуковин, которых почти не слышно; новобранцы должны так изощрить свой слух, чтобы распознавать среди грохота этот комариный писк. Мы внушаем им, что эти снаряды опаснее крупнокалиберных, которые можно услышать издалека. Мы показываем им, как надо укрываться от аэропланов, как притвориться убитым, когда противник ворвался в твой окоп, как надо взводить ручные гранаты, чтобы они разрывались за секунду до падения. Мы учим новобранцев падать с быстротой молнии в воронку, спасаясь от снарядов ударного действия, мы показываем, как можно связкой гранат разворотить окоп, мы объясняем разницу в скорости горения запала у наших гранат и у гранат противника.
Мы обращаем их внимание на то, какой звук издают химические снаряды, и обучаем их всем уловкам, с помощью которых они могут спастись от смерти. Они слушают наши объяснения, они вообще послушные ребята, но когда дело доходит до боя, они волнуются и от волнения почти всегда делают как раз не то, что нужно. Хайе Вестхуса выносят из-под огня с разорванной спиной; при каждом вдохе видно, как в глубине раны работают легкие. Я еще успеваю проститься с ним… — Все кончено, Пауль, — со стоном говорит он и кусает себе руки от боли. Мы видим людей, которые еще живы, хотя у них нет головы; мы видим солдат, которые бегут, хотя у них срезаны обе ступни; они ковыляют на своих обрубках с торчащими осколками костей до ближайшей воронки; один ефрейтор ползет два километра на руках, волоча за собой перебитые ноги; другой идет на перевязочный пункт, прижимая руками к животу расползающиеся кишки; мы видим людей без губ, без нижней челюсти, без лица; мы подбираем солдата, который в течение двух часов прижимал зубами артерию на своей руке, чтобы не истечь кровью; восходит солнце, приходит ночь, снаряды свистят, жизнь кончена.
Зато нам удалось удержать изрытый клочок земли, который мы обороняли против превосходящих сил противника; мы отдали лишь несколько сот метров. Но на каждый метр приходится один убитый. Нас сменяют. Под нами катятся колеса, мы стоим в кузове, забывшись тяжкой дремотой, и приседаем, заслышав оклик: «Внимание — провод! Машины останавливаются, мы слезаем, — небольшая кучка, в которой смешались остатки многих подразделений.
У бортов машины — темные силуэты людей; они выкрикивают номера полков и рот. И каждый раз от нас отделяется кучка поменьше, — крошечная, жалкая кучка грязных солдат с изжелта-серыми лицами, ужасающе маленький остаток. Вот кто-то выкликает номер нашей роты, по голосу слышно, что это наш ротный командир, — он, значит, уцелел, рука у него на перевязи. Мы подходим к нему, и я узнаю Ката и Альберта, мы становимся рядом, плечом к плечу, и посматриваем друг на друга. Мы слышим, как наш номер выкликают во второй, а потом и в третий раз.
Долго же ему придется звать, — ведь ни в лазаретах, ни в воронках его не слышно. И еще раз: — Вторая рота, ко мне! Потом тише: — Никого больше из второй роты? Ротный молчит, а когда он наконец спрашивает: «Это все? Настало седое утро; когда мы выступали на фронт, было еще лето, и нас было сто пятьдесят человек.
Сейчас мы зябнем, на дворе осень, шуршат листья, в воздухе устало вспархивают голоса: «Первый-второй-третий-четвертый…» На тридцать втором перекличка умолкает. Молчание длится долго, наконец голос ротного прерывает его вопросом: «Больше никого? Идти вольно! Тридцать два человека. VII Нас отводят в тыл, на этот раз дальше, чем обычно, на один из полевых пересыльных пунктов, где будет произведено переформирование.
В нашу роту надо влить более ста человек пополнения. Пока что службы у нас немного, а в остальное время мы слоняемся без дела. Через два дня к нам заявляется Химмельштос. С тех пор как он побывал в окопах, гонору у него сильно поубавилось. Он предлагает нам пойти на мировую.
Я не возражаю, — я видел, как он помогал выносить Хайе Вестхуса, когда тому разорвало спину.
Очарование: немецкий онлайн-переводчик, значение, синонимы, антонимы, примеры предложений
На здании Рейхстага установлены три немецких флага и один флаг ЕС, красное знамя на крышу никто не водружал. Очарование немецкого прошлого и ненастоящее море» на канале «Кулинарные Загадки» в хорошем качестве, опубликованное 13 июля 2023 г. 10:20 длительностью 00:25:14 на видеохостинге RUTUBE. Уникальной истории последнего посвящена документальная лента, созданная немецкими кинематографистами Юлианой и Эберхардом Гайк. Президенту Украины Владимиру Зеленскому придется пойти на компромисс с Россией, заявила депутат бундестага Германии Сара Вагенкнехт.
«Не говори за весь немецкий народ» - жители Германии поставили Шольца "на место" всего одной фразой
Как же она обозначена в выступлении Шольца? Он охарактеризовал североатлантический альянс как оборонительный союз и посчитал, что Финляндия внесет существенный вклад в решение задач блока. На фоне тех действий, которые на протяжении истории НАТО предпринимало политическое руководство составляющих его государств, напрашивается вопрос, почему Шольц охарактеризовал альянс, как имеющий оборонительные задачи? Что же касается вступления Финляндии в НАТО, то как со стороны представителей политического руководства Российской Федерации, так и в целом со стороны экспертов звучит характеристика этого решения как приводящего к формированию дополнительной геополитической напряженности.
Со стороны РФ уже заявлено о намерении расширить военные объекты вблизи границы с Финляндией. Реакция немцев Все эти последствия вступления Финляндии в НАТО понимают представители немецкого народа, что и выражено ими в комментариях на заявление Шольца, опубликованных в социальных сетях в интернете.
Внешность у этих барышень абсолютно разная. Впрочем, специалистам виднее, я же считаю, что в принципе сравнивать двух разных женщин плохая затея. И касается это не только моделей. Ведь любая дама неповторима и удивительна.
Вот сравните сами вид Клаудии на снимках. В этом и заключается её работа. Уметь меняться и представать в разных образах не так-то просто как может показаться на первый взгляд. Потому-то её и принято считать супермоделью. Просто так в эти списки никто не попадал. Здесь можно было бы перечислить её биографию, семейную жизнь, но всё это имеется и без меня в интернете.
Я лишь отмечу, что у этой красавицы есть трое детей, и она до сих пор вызывает восхищение. Это к вопросу о том, что дети могут мешать карьере. Не могут. И пример Клаудии, это наглядно показывает. Однако нет, она тоже немка и родилась в ФРГ. Занятно, что её отец был руководителем косметической компании, но дочь не планировала становиться моделью.
На конкурс красоты она пошла после уговоров своей подруги. Как раз к тому времени она заканчивала учёбу в школе, и перед ней стоял выбор, куда двигаться дальше. За неё этот выбор сделала судьба. После победы на конкурсе ей тут же предложили контракт, и дальше думать было не надо. Оставалось просто работать. Пожалуй, все издания имеющие отношение к моде так или иначе с ней работали.
Не обошли её вниманием и известные дизайнеры. Ну, или ангелов, так они официально называются. Сейчас конечно она не так популярна, как на стыке тысячелетий, но то, что до сих пор выглядит эффектно, сомнений у меня не вызывает. Росла она в обеспеченной семье и после школы намеревалась заниматься бухгалтерией. При этом в школе она играла в баскетбольной команде и могла бы стать спортсменкой.
Уникальность метода заключается в том, что запоминание слов и выражений происходит за счет их повторяемости, без заучивания и необходимости использовать словарь. Пособие способствует эффективному освоению языка, может служить дополнением к учебной программе.
О своем опыте в качестве последнего оператора выдающегося немецкого режиссера Конрада Вольфа Эберхард Гайк расскажет также завтра, 19 сентября, в 11. Гагарина, 1, 4-й этаж. Ленинская, 52Б , где Аксель Хансманн поделится секретами создания своих живописных «полотен». Начало мероприятия в 18.
Немецкий со Стефаном Цвейгом. Жгучая тайна
Соловьева ; непобедимое Эртель ; святое Фофанов ; сладостное Куприн, Сологуб Эпитеты литературной русской речи. Для выращивания в открытом грунте и необогреваемых пленочных теплицах. Рекомендуется для садово огородных участков, приусадебных и мелких фермерских хозяйств для использования в свежем виде. Растение индетерминантное. Лист… … Энциклопедия семян.
То есть, если затем наконец-то сможет настать демократия, что можно будет рассматривать в качестве возможностей для будущего сотрудничества с Европейским союзом", - сказал министр журналистам.
В ночь перед пасхальным воскресеньем немцы жгут костры. Огонь знаменует окончание зимы и приход весны. В некоторых регионах вместо обычного костра запускают огненное колесо.
Это деревянное колесо, наполненное соломой, которое поджигают, толкают, и оно катится по склону. Если запущенные колёса успешно скатываются по склону, это символизирует хороший урожай. Огонь знаменует начало весны, к тому же, это отличный повод собраться на уютные посиделки у костра с близкими и друзьями. Это тот самый жертвенный агнец, с которым ассоциируется судьба Иисуса, посланного, чтобы искупить грехи человечества. Немецкие хозяйки даже готовят пирожные в форме ягнят.
Раскрашенные варёные яйца тоже присутствуют на праздничном столе, и с ними играют в знакомую нам игру: чьё яйцо крепче. День единства Германии Когда празднуют: 3 октября. День единства Германии — государственный праздник, посвящённый объединению Восточной и Западной Германии в 1990 году. Это одно из самых важных событий в новейшей истории страны. Главное торжество проходит в Берлине на Штрассе-де-Жуни и возле Бранденбургских ворот.
В других городах проходят ярмарки, фестивали, концерты и другие народно-массовые гулянья. В этом году никаких массовых гуляний, конечно, не было. Из-за коронавирусных ограничений на торжественное мероприятие в Потсдаме допустили только 230 человек, которых охраняли 2500 полицейских. Падение Берлинской стены Берлинская стена была границей Западного Берлина с 1961 по 1989 год. Длина стены составляла 155 километров.
Сейчас остался только отрезок размером 1,3 километра в качестве напоминания о периоде холодной войны. В 1989 году правительство ГДР решило открыть границу, и почти весь 1990 год ушёл на разрушение Берлинской стены. Октоберфест Когда празднуют: вторая половина сентября — начало октября. Строго говоря, Октоберфест не праздник, а целый фольклорный фестиваль. Он проходит в Мюнхене и длится 16—18 дней.
Начало фестиваля проходит на Theresienwiese — Лугу Терезы. Это ярмарочная площадь, на которой, помимо традиционного Октоберфеста, проходят блошиные рынки, выступления цирка шапито и другие менее известные за пределами Германии мероприятия. Открытие Октоберфеста. Любопытно, что участвовать в фестивале могут только пивоварни Мюнхена. Пенный напиток продают в специальных пивных палатках, настолько огромных, что иногда их называют павильонами.
Как люди, которые еще вчера были друзьями человека, вдруг стали одобрять открытую грубость и наглую ложь? Частично смена их политического курса связана со страхом перед радикальным исламом в случае Эрдогана страх курдского терроризма , это оправданный страх. Но он не полностью объясняет феномен. В конце концов, нет никакой необходимости из страха перед террором переползать в авторитарность, государство Израиль показывает это уже десятилетиями.
Здесь должно быть еще что-то, что-то неявное. И это Чеслав Милош описал еще более 60 лет тому назад. Сталинизм действовал, прежде всего, так соблазнительно потому, что он якобы заполучил на свою сторону логику истории. Если смотреть из сегодняшнего дня, это может производить смешное впечатление, потому что с дешевым благоразумием родившихся позднее мы знаем, что коммунистическая власть и великолепие 1989 года остались в прошлом по крайней мере, в Восточной и Центральной Европе.
Но как выглядел мир в пятидесятых годах? Железный занавес только что опустился на Европу, в Китае победила армия Мао Цзэдуна, после деколонизации многие развивающиеся страны видели в коммунизме привлекательную альтернативу. И даже в Западной Европе, а именно в Италии и Франции, были сильные коммунистические движения. Метафизическая идея для возражения Те, кто тогда думал, что сталинизм станет общественной моделью будущего, были кто угодно, только не идиоты.
Ренегат Уиттейкер Чемберс Whittaker Chambers верил, когда перебежал на сторону Запада, что присоединился к проигравшим в истории. То, что он, тем не менее, перебежал, связано с его христианской верой. Но что делают те, у кого нет такой веры? Даже сегодня мы не знаем, как все обернется.
Если даже такая старая и мощная республика, как Соединенные Штаты, не защищена от антилиберализма, то все возможно. Может быть, «лидерская демократия» является тем, к чему с неудержимой силой идет история.
Глава МИД Австрии: ЕС следует обозначить грань по отношению к руководству Белоруссии
Brennendes Geheimnis» где угодно даже без интернета. Подробная информация.
Ее гибель представят так, что девушка якобы погибнет от обстрела израильской армии, пишут сомневающиеся. Подписывайтесь, чтобы первыми узнавать о важном. По теме.
Нельзя кого-то, кто думает иначе, убрать из Европы, как это можно сделать, удалив кого-то из списка друзей на Facebook. Стать счастливым таким образом невозможно. Культура спора, различия, борьба мнений — это то, что принадлежит Демократии.
Эти слова во время подиумной дискуссии напомнили мне о том, что меня уже всегда очаровывало в Германии. Прежде всего, уважение и принятие в расчет другого, часто совершенно противоположного мнения. Смелость Одного противоречить и высокая политическая культура всех Других выслушивать и часто после очень длинной и боевой дискуссии готовых идти на компромиссы. Хочется надеяться, что Германия и весь Европейский Союз сегодня будут проводить свою политику в отношении своего самого большого соседа на востоке Европы с учетом уроков 20-го столетия. Европа должна также признать и за Россией, и за всем постсоветским пространством, в т. На мировую повестку дня должны вместо конфронтации, санкций, разделительных линий вновь прийти многосторонний диалог, сотрудничество и готовность к компромиссам. Тот факт, что Россия не по-европейски и не по-западному думает и агирует, не должно стать поводом для конфронтации, исключения самой большой страны на Земле из европейского и мирового диалога. Актуальную ситуацию, в т.
И как раз сейчас, в такой тяжелый момент Германия должна неустанно протягивать руку всем актерам мировой политики, как на Западе, так и на Востоке. В этом состоит новая роль Германии в Европе и во всем мире. В тесном сотрудничестве стран всего евразийского континента и с учетом их кровных интересов лежит не только ключ к миру в дестабилизированной Украине сегодня, но и решение самого крупного со времен Второй мировой войны миграционного кризиса и многих других проблем, с которыми столкнулась Германия сама и весь Европейский Союз сегодня. За событиями следите в Телеграм-канале centralasiamedia.
Самыми известными её произведениями стали повести «Динка», «Динка прощается с детством». Какие из высказываний соответствуют содержанию текста? Укажите номера ответов.
Рекомендуем
- Книги, похожие на «Немецкий со Стефаном Цвейгом. Жгуч...»
- Лучшая подборка с книгой
- Глава МИД Австрии: ЕС следует обозначить грань по отношению к руководству Белоруссии
- Рождественский календарь
- Вариант 27 ОГЭ по русскому языку 2024 (ОБЗ)
- Рейтинги и Отзывы
«Не говори за весь немецкий народ» - жители Германии поставили Шольца "на место" всего одной фразой
Русско-немецкий словарь. Перевод «очарование». на немецкий язык: «Charme». Декоративные настенные тарелки 12 штук из серии "Wilde Schönheiten".Автор Hans Graß.Полная серия. Произведены на известной фабрике Fürstenberg в. Как будет по-немецки ОЧАРОВАНИЕ? Перевод слова ОЧАРОВАНИЕ на немецкий язык, смотреть в русско-немецком словаре. Ocharovanie zhenstvennosti (nov. of.) To view this video download Flash Player. VIDEOS. 2) НЕМЕЦКИЙ (станок) – в относительном имени прилагательном, образованном от существительного с основой на -Ц, пишется суффикс -К-. 3) ОЧАРОВАНИЕ – в корне слова пишется непроверяемая безударная гласная. Очарование женственности Очарование женственности Эксмо Со времени первого издания "Очарования женственности" прошло более пятидесяти лет, за это время было продано свыше трех миллионов экземпляров.
Шольц назвал три принципа ФРГ в конфликте на Украине
- Характеристики
- Немецкая ведущая не могла прочитать новость о Шольце из-за смеха
- Fasching - карнавал в Германии |
- Сборная Германии объявила о назначении Нагельсманна 22.09.2023 новости на
- Земли Германии
- Трофейные немецкий и украинский танки привезли на Поклонную гору в Москве
Кошмар и ужас немецкой осени: впервые на русском языке вышла книга Стига Дагермана
Особое очарование главной героини повести тургенева. 1) ОБОЗНАЧЬ (направление) – буква Ь обозначает мягкость предшествующего согласного. Главная» Новости» В Германии призвали Украину к переговорам с Россией. Обозначь немецкий очарование цыпленок. Флаг Германии цвета. Обозначь немецкий очарование. Каково значение немецкой классической философии. Новости из Германии.